Александр Дьячков-Тарасов - Тимур на Кавказе

Когда князь прискакал с дружиной, — их не было. В бешенстве он настегал плетью старшину, — вон того старика, что сидит под грушей, — наложил ясак на аул — по кувшину масла, по курице с каждого двора, 24 барана и сказал: «Если не поймаете Георгия, т. е. твоего отца, — будете платить каждое новолуние ясак в таком же размере». И уехал. Ночью дали знать Георгию. Тот прибыл в аул. Мы собрались на совещание. Часовых поставили: боялись князя и его дружины.

Вот тот старшина, — рассказчик вновь указал на старика, по-прежнему сидевшего в одиночестве и строгавшего ножиком палочку, — рассказал всё отцу твоему. И прибавил: «Мы тебя не выдадим. Но скажи нам, как ты хочешь поступить?» Отец твой был рассудительный человек. Он сказал: «Я с семьёй хотел уйти за хребет к сванам. Они не выдадут, но теперь я поступлю иначе. Я не хочу, чтобы вы из-за меня страдали. Все не раз роптали, что князь нас грабит и надо уйти от него к другому владельцу. И все не решались сделать это. Вот вам хороший случай. Вы знаете, что Кобанский князь кровник нашего князя: его отец убил брата нашего князя: он сильный князь: у него 400 человек дружинников. Я поеду к нему, поговорю: перейдём на житье к нему, бросим нашего изверга, презирающего наш адат. Разве видно когда было, что лес есть княжеская собственность?!» Так он сказал.

Долго спорили аульцы. Старики ушли в саклю. Шумели там. Наконец, вышли и решили: переселиться. Меня и отца твоего послали к Кобанскому князю переговорить. Ты знаешь наш древний обычай переселяться от одного князя к другому. Мы и хотели им воспользоваться, хотя наш аул здесь стоит больше ста лет. Уж очень тяжело стало. Князь рад был досадить чем-либо врагу и с радостью согласился на наш переход в Кобанское ущелье. В ту же ночь я был дома. Ты видишь, какие мы бедняки, нам недолго было собраться: стада погнали ближе к снеговым горам, а семьи пошли вон через тот перевал.

Я посмотрел по направлению руки старика и увидел под облаками седловину. Она прорвала облака и казалась островом. Бедные дети, бедные старики, подумал я: как вы страдаете всегда, когда возникает вражда,

— Ну, а дальше что было?

— Мы спешили и за ночь уже успели спуститься, в долину Кобана. Сначала всё шло хорошо. Князь нас не обижал, но через полгода началась новая беда. Князь был женолюб. Мало ему было пленниц, он обижал женщин у своих крестьян. Подъедет ко двору. Положит шапку у ворот, и никто не смеет войти во двор, а он сам идёт в саклю к женщине, а муж молчи, — иначе голова слетит. Одна не стерпела. И всадила ему кинжал в бок. Её убили. Он едва выжил и опять за старое. Злой и глупый был человек. Очень нас раздражал. Сначала ми платили по 2 барана со двора, а затем он увеличил подать и потребовал 3 барана и телушку с семьи. Отец твой ходил к нему, просил не обижать. Князь его велел страже своей выгнать. Мы решили уйти.

В лесу на поляне мы устроили совещание. На нём присутствовал посланный нашим прежним владельцем дворянин. Старый князь просил нас забыть прошлое и вернуться, обещал брать с нас по два барана, а с бедных по 1 и обещал встретить нас на перевале и защитить от Кобанского князя.

Мы через посланца передали, что вернёмся, если он со всех будет брать по 1 барану: мы все бедняки и разорились по его вине. Если он не согласится на это и не защитит нас от дружины Кобанского князя, мы все уйдём в горы в Абазгию, в верховья Кодора. Князь согласился.

Была тёмная ночь августа. Светляки и звёзды горели во тьме; старики сказали: «добрый знак». А вышло наоборот. Стада ещё днём незаметно погнали к перевалу. Женщин и детей посадили на лошадей и отправили вперёд. Взрослых мужчин было 123. Твой отец был предводителем. Пятьдесят человек он посадил на лошадей и оставил в ауле, а остальные стали отступать, охраняя женщин, детей и стада. Так 365 человек шли часа четыре. Все спешили изо всех сил к перевалу, где нас должен был ждать старый князь с дружиной. На рассвете, когда «Большая гора» (Эльбрус) уже стала розовой, мы увидели внизу сквозь туман много людей, верхом: то гнался за нами Кобанский князь. Твой отец свой отряд в 50 человек расположил за скалами. Велел остальным сдать колчаны со стрелами, а самим спешить вверх вон к той седловине. Видишь её? Там убит твой отец и твой дядя, его брат».

Старый алан, дети мои, ваш двоюродный дедушка, вылил на пепел очага часть домашнего пива, которое сварила моя мать. Мы пили его из деревянных кружек с длинными ручками. Затем дядя бросил в огонь кусок баранины. Это было жертвоприношением духу убитых. После этого он продолжал свой рассказ. «Ну и гнали же мы! Женщины и дети на лошадях успели быстро уйти на перевал; скот отстал. Тем временем Кобанский князь был близко. Пятьдесят алан притаились за скалами и спешились. Дорога шла крутизнами по высохшему ложу дождевого ручья. Здесь был узкий проход и было удобно защищаться. Отец твой был умный человек: когда кобанцы подошли на выстрел наши дали залп из 50 луков. Мы хорошие стрелки — все 50 стрел попали в цель. Враги отступили, но затем, прикрывшись щитами, с мечами бросились, человек 300, на наших. Ещё 50 стрел полетело в них, и началась схватка. Наши отбили нападение. Тогда кобанцы пошли 8 обход, полчаса спустя мы услышали за своей спиной крики: «Сдавайтесь, дьяволы! Не то перебьём всех!»