Екатерина Элизабет Люмьер - Гимн Красоте

Вздрогнув всем телом, художник плотно зажмурился, стараясь прогнать всеми силами порочные мысли. Он почувствовал, что его тщедушное тело бьет дрожь, но не мог понять отчего. Он не был уверен, чего добивался танцовщик подобным разговором. Венсан чувствовал стыд и смущение.

Воспитанный в строгих католических обычаях, Дюплесси вел скромную, почти монашескую жизнь. В лишениях его вера крепла. Он любил и боялся Бога, старался следовать всем заповедям, молился перед сном и дважды в неделю посещал близлежащую старинную церковь Сент-Пьер-де-Монмартр для причастия. В его сознании ярко жил образ греха. Он знал, что должен избегать искушения всеми возможными способами. Венсан верил, что ему может не хватить сил сопротивляться ему, но был не готов сдаться так легко. Когда он чувствовал, что его силы на исходе, он жестоко наказывал себя, лишая пищи и воды, погружаясь в долгие молитвы. Его образ мысли сильно разнился с образом жизни типичного представителя его профессии, но он верил, что и впредь сможет придерживаться подобных идей.

Виктор же в свою очередь предпочитал доверять самому себе и своим желаниям, нежели следовал предписаниям. Хотя бы даже «не возлежи с мужчиной, как с женщиной» его не тревожило, поскольку он не видел ничего особенного в том, что два человека – человека в первую очередь, а не особи одного пола, – доставляют друг другу удовольствие. Он не знал ни одной молитвы за исключением «Отче наш», которую еще с детства вбили в голову. Люмьер спокойно относился к различным праздникам, но ему нравилось Рождество из-за своей особой атмосферы и колядок, а еще музыки, а потому из чисто эстетического желания он посещал мессы. Ему нравилась именно эстетика церкви, но душой он к ней расположен не был. Виктор не отрицал того, что заповеди определяют мораль, что убивать и воровать по-настоящему отвратительно, что это неправильно и порочит твою честь. Его не мучила совесть, ведь она – лишь нравственный самоконтроль, основанный на стыде перед другими людьми. Для Виктора были важны собственные честь и достоинство. Он хорошо понимал, где заканчивается его свобода и начинается свобода другого человека.

Осознавая, что подобная тема является слишком личной, Виктор несколько пристыдился, поскольку, кажется, задел Венсана своими словами. По крайней мере он очень хорошо чувствовал его напряжение, а потому решил не продолжать этот разговор, чтобы лишний раз не брать за живое этого светлого и непорочного человека. Люмьер отпустил его руку, а потом просто и легко сказал, чтобы отвлечь и окончательно сменить тему:

– Можно мне еще чаю?

Художник медленно кивнул и послушно принял чашку из рук Люмьера. Механически выполняя знакомые действиях, он украдкой поглядывал на Люмьера, который продолжал сидеть обнаженным у большого створчатого окна. Тот выглядел слегка смущенным, хотя, как находил художник и прежде, был ослепительно красив. Однако теперь в этой красоте проскальзывало нечто порочное.

Венсан был слегка разочарован. В глубине души он надеялся, что танцовщик будет другим. Он придумал для себя светлый и незамутненный прозой жизни образ, напоминающий об изящных мраморных ангелах в классических итальянских соборах. Любуясь ими, он из раза в раз переживал «момент совершенства» – миг, когда все вокруг становилось настолько прекрасным, что он мог лишь стоять и созерцать, парализованный раскинувшимся перед ним великолепием.

Вернувшись к мольберту, он внимательно посмотрел на начатое полотно. Теперь оно показалось ему нелепым и слишком далеким от совершенства. Дюплесси явственно видел все небольшие неточности, которые он совершил. Он даже было хотел выбросить холст, но вовремя вспомнив о том, что гость все еще находится в его мастерской, отбросил данную идею. Это было бы крайне неуважительно с его стороны. Венсан решил, что ему необходимо взять перерыв. Возможно, когда первое впечатление пройдет, он сможет продолжить данную работу.

– Думаю, на сегодня можно закончить, – наконец произнес он, стараясь ничем не выдать нотки сожаления. – Мы с вами проделали большую работу, которую теперь мне нужно хорошенько обдумать. Я постараюсь немного доработать портрет в свободное время на неделе, однако я бы хотел, чтобы вы еще раз мне позировали.

– Уже все? – Виктор даже удивился. Он пробыл в студии художника не больше часа, по крайней мере, так ему показалось. – Я думал, натурщики сидят часами, пока их пишут. – Люмьер встал, подбирая шелковый платок в руки, аккуратно складывая его. Ткань утекала из пальцев, норовила выскользнуть и оказаться на полу, но Виктор справился – алый шелк оказался уложен на сидении стула.