Алексей Иванов - Опыт № 1918

– Невероятно!

– Ну да, – не без гордости кивнул Пётр. – Моя жена Надя меня сумасшедшим называет, – он поднял трезвонившую трубку. – Пётр Иванов слушает! – Он послушал голос в трубке и прикрыл ее рукой: – Саша, пошутить можно?

Сеславинский пожал плечами.

– Да-да, – любезно сказал Пётр в трубку, – конечно приезжайте. Только поспешите, у меня как раз Чека работает. Изымают документы и последние машины реквизируют!

Трубка помолчала и отозвалась гудками.

– Не сердись, что я Чеку вспомнил! От звонков покоя нет! – он поманил Сеславинского. – А за это я тебе и вправду машину подарю! – он распахнул дверь, прогремел по металлической балюстраде и свесился через перила вниз. – Во-он стоит в углу, видишь?

В углу был свален какой-то автомобильный хлам, прикрытый рогожами.

– Ты не смотри, что развалина, – Пётр смеялся, очень довольный собой. – Это специальная маскировка, чтобы желающих реквизировать не было. Авто – супер!

Они спустились в цех и подошли к машине. Пётр достал откуда-то кусок ветоши и провел по грязному, запыленному крылу. Сверкнул черный, матовый лак.

– К завтрашнему дню соберем, помоем – век вспоминать меня будешь!

– Ты серьезно, Петя? – растерялся Сеславинский.

– Конечно! Я хотел Всеволожскому подарить, но он отказался. Не желает с этим государством ничего общего иметь. А тем более подарки принимать. Так и сказал.

– А как ты мне машину передашь?

– Да отдам! Я все не знал, куда её пристроить. Хоть объявление пиши: «Отдам котика в хорошие руки!»

– У меня же денег нет, чтобы авто приобретать!

– Ты с ума сошел, что я, другу машину продавать, что ли, буду? – обиделся Пётр.

– А как же?

– Да ты пойми, ее у меня все равно не сегодня-завтра реквизируют. Слышал звонки по телефону? И так каждый день! То из Смольного, то из военного комитета, то вообще черт знает откуда! И все – именем революционного пролетариата!

В конце концов роскошный «Рено», отмытый, вычищенный и сверкающий желтой кожей сидений, достался профессору Бехтереву. Тот на радостях сам выучился у Петра водить автомобиль и поклялся по гроб жизни лечить и Петю, и Сеславинского, и всех их родственников. Молодая жена профессора обожала автомобильные прогулки на Взморье. А профессор не знал, что срок «по гроб жизни» окажется для него не столь уж и большим.

Первой перемену в жизни Сеславинского почувствовала и объявила о ней Марья Кузьминична Россомахина.

– Поверьте мне, Зизи, – сказала она как-то за воскресным чаем, – когда мужчина начинает так сиять, как Александр, исчезать из дома, придумывая случайные объяснения…

– Почему же случайные, Мари? – обиделась за племянника Татьяна Францевна. – Он же служит в полиции…

– В милиции, Таша, – поправила ее сестра.

– Я чувствую это! – с намеком сказала Марья Кузьминична.

– Он ведь не сидит чиновником в каком-то ведомстве, – Татьяна Францевна не уловила намека и положила гостье малинового варенья. – Попробуйте, Мари. Интересно, что вы скажете.

– А по мне, – продолжила разговор Зинаида Францевна, – лучше бы Александр сидел в каком-нибудь ведомстве чиновником. У него ужасно опасная работа, – пояснила она Марье Кузьминичне, – он даже ходит с револьвер о м!

Зинаида Францевна произнесла это по-старому: «с рев о львером».

Однако проницательная Марья Кузьминична оказалась права. К тому же, к расстройству своему, вскоре получила и подтверждение подозрениям: Сеславинский пришел к ней после продолжительной паузы в свиданиях и едва ли не от двери сообщил, что это будет их последняя встреча.

С Марьей Кузьминичной, признаться, расставались не раз. Уходила она, уходили и от нее, и даже бросали, но редко кто из мужчин находил мужество для прямых слов: без объяснений, без сантиментов, честно. Всякий раз это было ужасно. Уж лучше бы лукавили, хитрили, тянули, оставляя хоть маленькую щелочку для луча надежды. Сеславинский щелочки не оставил.

Что же? Спасли Марью Кузьминичну два обстоятельства: первое – она уже побывала в лаборатории Бехтерева, была принята на службу и, кажется, понравилась профессору. Во всяком случае, его взгляд, медленный взгляд мужчины – от ног до цветочков на шляпке, – говорил о многом. И второе: в этот день она собиралась в Мариинку на «Мефистофеля» Бойто. Пел Шаляпин, и пропустить этот спектакль было невозможно. Не то чтобы Марья Кузьминична была особой поклонницей Шаляпина, нет. На ее вкус он «пел слишком громко», но в театре была назначена встреча с Розочкой Файнберг. Та пела в Мариинке под псевдонимом Горская. А любовник Розы, совершенно обалдевший от страсти дипломат-француз, привозил ей пудру «Coty». Правда, Розочка допускала, что жмот – француз дарит ей не «Coty», а польскую подделку, но пудра была недурна.