Алексей Иванов - Опыт № 1918

Тем разительнее была перемена в сегодняшнем цеху. Машин на сборке не было, отдельные рабочие, перекрикиваясь под гулкими сводами, тащили куда-то листы железа, матерясь и грохоча на проржавевших рельсах колесами кривой, однобокой тележки. В конце цеха вспыхивал огонь ацетиленовой сварки, и сизые голуби метались под решетчатыми сводами с выбитыми кое-где стеклами.

Они поднялись по металлической лестнице, прошли мимо клетушки мастеров по переходу – в заводоуправление.

– Вот такое теперь хозяйство мое, – повторил Пётр.

– Я думал, что автозавод на подъеме, – Сеславинский присел возле стола, рассматривая макет – сияющую лаком машинку.

– Последняя модель, – пояснил Пётр, – должны были в семнадцатом году запускаться. А насчет того, что мы на подъеме…

– Автомобили всем нужны, все стонут…

– Стонать-то стонут… – Пётр поднял зазвонившую трубку: – Иванова? Его сегодня не будет. Вызван в Смольный. Кто говорит? Мастер цеха! Как фамилия? Сидоров! – и, смеясь, положил трубку на рычаги. – Вот один из тех, что стонут. Все хотят бесплатно, хотят реквизировать. Я уж за свои деньги охрану поставил. Помнишь, в бронебойной роте был симпатичный такой парень, тоже гонщик. Из латышей. Смилга. Так вот его брат, оказывается, какой-то крупный большевик. Через него удалось взвод солдат заполучить на завод. Причем – только за харчи. А без охраны – то и дело: «Гони машину именем революции!» А чуть что – к стенке!

– Пётр Алексеевич, может быть, чаю? – в кабинет заглянула строгая барышня.

– Благодарю, может быть, позже, – Пётр кивнул в сторону вышедшей барышни. – Среди служащих еще удается кой-какой порядок поддерживать. А с рабочими – швах! Глотнули свободы – и конец порядку.

Экскурсия по руинам Акрополя, как не без изящества выразился Пётр, была впечатляющая. От завода остались два небольших стенда, на которых ремонтировались автомобили.

– Это все, что удалось сохранить, – они сидели уже в столовой. – Все, что можно было спереть – сперли, сломать – сломали, продать – продали. Я, когда пришел на завод, за голову схватился.

Однако «за голову схватился» Пётр неплохо: создал свой кооператив, с магазином и столовой, наладил поставку от немецких колонистов со Средней Рогатки мяса и овощей в обмен на транспорт. На харчи же выменивал на Обуховском заводе металл, на верфях – краску, сдавал заводские авто в аренду. Словом, завод почти выживал…

Сеславинский принялся рассматривать фотографии на стенах кабинета.

– Это что за гонки, Пётр?

– Десятые гонки. 6 мая 12-го года. Во-он финиш, видишь? Это километрах в полутора от станции Александровская. Буфет, оркестр, к финишу на нанятых таксомоторах гостей подвозили. На специальных площадках больше ста автомобилей стояло! А судьей на финише был как раз Василий Павлович Всеволожский, про которого я рассказывал. А вот стоят Нагель, барон Дидерикс…

– Ты ведь тоже в гонке участвовал?

– Да, там были четыре водителя из первой автомобильной роты. Но не очень удачно выступил. Не было времени на подготовку машин. Ну и скорости у военных машин послабее. Тогда Меллер, вон он стоит, в шлеме, разогнался на сто тридцать три с половиной километра. Я и в одиннадцатых гонках участвовал, – Пётр показал на соседнее фото. – Я вот тут, за каким-то иностранцем. Тогда экипажи из Германии, из Франции, из Австрии участвовали, итальянцы, испанцы, бельгийцы. Даже американцы прибыли. А победил наш – Солдатенков. Между прочим, на «Рено» нашего завода. И с приличной скоростью, под сто сорок километров! А вот гонка, где я победил! – Пётр даже засиял, словно победил только что. – Вот тут уж меня видно, приз вручают. Я тогда на «Руссо-Балте» гонялся. Движок – тридцать сил. А скорость – рекорд для русской машины. Сто двадцать девять и семь километра! Почти сто тридцать!

– Уж говорил бы стазу – сто тридцать, – засмеялся Сеславинский.

– Нет, – серьезно сказал Пётр, разглядывая другое фото. – В рекордах врать нельзя. А вот, видишь, немец – чемпион Франц Хернер, рядом с Римской-Корсаковой? У нее был «Русский рекорд для дам» – сто одиннадцать километров. А у него двести два и одна десятка! Мы его гоночный «Бенц-82-200» чуть ли не на руках несли! Движок – двести сил! Двести сил! – Пётр даже замер, как бы вслушиваясь в божественное сочетание слов «двести сил». А у меня, – повернулся он к Сеславинскому, – тридцатка!

– Неужели всё помнишь: какая скорость, сколько сил?..

– Да меня ночью разбуди, спроси, на какой машине 14 мая 1913 года ехала Римская-Корсакова, я, не открывая глаз, отвечу: «На «Воксхолле!»