Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы

Осенью 1536 года Генриху очень нужен был этот вновь обретенный внутренний мир, так как оппозиция передвинулась из дворца в провинцию. На первый взгляд, кажется парадоксальным, что мятеж только усилился, когда непопулярная и радикальная партия Болейнов была разгромлена и уничтожена. Консерваторы приветствовали Джейн. Даже Реджинальд Поул, уже готовый стать самым яростным врагом короля, написал из Италии, чтобы выразить свое твердое убеждение в том, что ныне, когда Бог своей добротой убрал «причину всех его ошибок», Генрих увидит свет, «ибо я уже понял, что вместо нее, от которой исходили все беспорядки… Бог дал вам ту, которая полна доброты и с которой, как я понял, соединено теперь ваше блаженство» [134] John Strype, Ecclesiastical Memorials, Vol. I, pt. ii, 304. . Он совершил ту же самую ошибку, что и Мария, и только тогда, когда победа, которую, как все сочли, они одержали в мае, оказалась иллюзорной, была предпринята отчаянная попытка вооруженного сопротивления. Были и другие причины для линкольнширского восстания и паломничества Божьей Милости. Оба эти события в значительной степени отразили стихийное недовольство низов религиозными реформами, в которых обвинялись Крэнмер и Кромвель, упразднением более мелких религиозных организаций (в соответствии с указом, появившимся в течение лета) и экономическим давлением, вызванным возросшей численностью населения [135] М. H. and R. Dodds, The Pilgrimage of Grace and the Exeter Conspiracy; C. S. L. Davies, «The Pilgrimage of Grace reconsidered», Past and Present, 41, 1968, 54–76; G. R. Elton, «Politics and the Pilgrimage of Grace», in Studies iln Tudor and Stuart Government. . Страдало также дворянство, которому ни к чему было верховенство короля над их феодами и вторжение придворных, подобных герцогу Саффолку, в традиционные иерархии относительно отдаленных территорий. Однако не было никаких особых причин для обострений волнений в сентябре и октябре 1536 года, за исключением того, что насущная проблема руководства была частично решена за счет привлечения группы весьма непопулярных придворных. Именно этот фактор превратил то, что стало бы в ином случае чередой разрозненных и незначительных мятежей, в целенаправленное движение, которое в один момент объединяло под ружьем тридцать тысяч человек.

Великое восстание, о котором так долго мечтал Шапуис, чтобы свергнуть тирана и отступника с трона, теперь, кажется, наступило, но посол изменил свой тон, а император больше не проявлял к этому делу ни малейшего интереса. Более того, те великие магнаты-консерваторы, которые нашептывали Шапуису о злодеяниях Болейнов и Томаса Кромвеля, не имели желания раскрыть собственных карт перед самим королем. Графы Дерби и Шрусбери, и даже граф Нортумберленд, семья которого была тесно связана с мятежниками, хранили молчание. Отношение Генриха к своей дочери ясно демонстрировало, что, каковыми бы ни были истоки такой политики, к лету 1536 года она воплощала истинную волю и намерения короля. Диссиденты могли сколько угодно утверждать противоположное и пытаться возложить вину на «дурных советников», подобных Крэнмеру и Кромвелю, Паломничество Божьей Милости было проявлением государственной измены, и знатные лорды, деды которых не задумываясь, вывели бы свои свиты, предпочитали позаботиться, чтобы в их «владениях» все было тихо и спокойно. В ответ на подобный вызов Генрих избрал тактику, представлявшую собой смесь обмана и насилия. Нет никаких сомнений, что он не смог бы разбить мятежников, если бы они продолжили свой марш к югу, но их можно было уговорить нанести поражение самим себе. Они знали, чего хотят добиться, но несмотря на силу одухотворяющих их эмоций, они не знали, как этого добиться. Лорд Дарси вполне мог предвосхитить слова, сказанные лордом Манчестером в 1643 году: «… если даже мы разобьем короля девяносто девять раз, он все равно останется королем…». Не было достойного претендента, который выступил бы против него, а Мария теперь полностью отказалась от претензий на подобную роль. Не в силах удерживать постоянно в поле армию крестьян, что было с разумной точки зрения невозможно, лидеры Паломничества не имели другого выхода, как поверить обещаниям Генриха. К тому времени, когда он их предал, было слишком поздно что-то предпринять.