Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы

В политическом смысле Мария стала гораздо более важной фигурой, чем ее мать. Официально она была леди Марией, родной дочерью короля. Она была наделена всем упрямством своей матери, если не сказать самоуверенностью, и никогда бы не приняла того титула, который был дан ее матери — вдовствующей принцессы. 1 октября 1533 года в связи с ее новым статусом был создан величественный штат, состоящий из 162 человек во главе с ее прежней гувернанткой, графиней Солсбери. Вряд ли это было меньше, чем она могла бы ожидать для себя как для принцессы, но скоро стало ясно, что исполнение этого плана будет зависеть от ее собственного согласия. В Нью-Холле ее посетила группа парламентариев во главе с графом Оксфорд, который информировал ее, что король со скорбью узнал, «что она, пренебрегая своим дочерним долгом и послушанием, пытается… насильственно узурпировать титул принцессы, кажется, претендуя быть наследницей, и побуждает других делать то же самое…» [92] Letters and Papers, VI, 1186. .

Они предупредили ее, что если она не откажется от своих претензий, то навлечет на себя «очень большое неудовольствие короля и наказание по закону». Перемена порядка престолонаследия, когда официальной наследницей была другая девочка всего нескольких недель от роду, было делом гораздо более серьезным, чем отказ признать принудительное изгнание из королевской постели. Мария не только отвергла этот ультиматум, но в письме от 2 октября продолжала объяснять своему отцу неправильность его поведения. Не всякий, даже самый миролюбивый, монарх позволил бы себе не заметить такой дерзости, и Шапуис, как горячо он ни поддерживал ее верность принципам, искренне и с полным основанием испугался риска, которому она себя подвергала. В начале ноября проект о новой придворной свите был отставлен, а две недели спустя ее фактическая резиденция в Нью-Холле была отобрана. На фоне театральных сцен с участием самой Марии и графини Солсбери последняя была отправлена в Хэтфилд с небольшой группой личных слуг, чтобы обосноваться в новой резиденции, созданной для инфанты Елизаветы. Теоретически это была общая резиденция королевских дочерей, но, разумеется, законная принцесса имела бы преимущества во всем, а Мария, подобно ее матери, содержалась бы под домашним арестом.

Какую роль королева Анна играла, если она вообще ее играла, в этих тягостных событиях, не вполне ясно. Шапуис объяснил всю эту ситуацию следствием ее коварства, но это наверняка не соответствует истине. Генрих не нуждался в подталкивании со стороны своей жены, чтобы понять, что он должен действовать решительно. Какой бы упрямой ни была Екатерина, она бы никогда не подняла против него мятеж и не позволила бы использовать себя с этой целью, но Мария была молода и, возможно, податлива. «Невозможно описать любовь, которую эти люди (англичане) имеют к принцессе», — сообщал Шапуис 16 октября и продолжал советовать императору предпринять немедленные шаги, чтобы воспользоваться столь благоприятной ситуацией [93] Ibid., VI, 1296. . Карл желал реагировать не более, чем раньше, но Анна слишком хорошо знала о настойчивости Шапуиса, и если бы она заставляла короля принять жесткие меры по отношению к Марии, то это было бы разумной защитой своих собственных интересов и интересов своей дочери. Самым лучшим способом защиты, однако, было бы рождение сына, и к февралю 1534 года королева была вновь беременна. Генрих был уверен в успехе, и в апреле заказал своему ювелиру изготовить изысканную серебряную колыбель для ожидаемого принца, но после этого, в июле, случилось несчастье. Когда весь двор находился на летнем отдыхе, у Анны произошел выкидыш. Весь этот эпизод не вполне ясен, потому что создается впечатление, что его сознательно скрывали. Даже этот выкидыш — это всего лишь логический вывод из того факта, что не было сделано никаких приготовлений для родов. Плод должен был вполне сформироваться на восьмом месяце беременности, но мы не знаем, был ли это мальчик или девочка. Эта трагедия, по-видимому, обозначила конец долгого медового месяца Генриха с его второй королевой. Нахлынули воспоминания о неудачах Екатерины, и король, кажется, разрывался между инстинктивной потребностью обвинить во всем Анну и глубокими сомнениями в отношении собственных сексуальных возможностей. А не мог ли он во второй раз оскорбить Бога?

Мы не знаем, как восприняла эти новости Екатерина, но она должна была быть более чем человечной, если они не доставили ей некоторого удовлетворения. Шапуис был в высшей степени вознагражден, думая, что Бог выражает свое неудовольствие в связи с поведением короля так наглядно, и немедленно начал отправлять депеши о том, что Генрих имеет дело с «другой очень красивой фрейлиной». Личность этой дамы не установлена, и скорее похоже, что интерес короля к нее был чисто внешним — не более чем общепринятые в придворном мире «амуры». Хотя данное свидетельство посла сомнительно, существуют и другие указания на то, что король в эти месяцы посматривал на сторону, чем Анна была недовольна. Это не означало, что происходило что-то действительно серьезное, но для королевы, которая была в центре внимания с 1527 года, это явилось неприятным сюрпризом. Екатерина периодически бывала недовольна романами короля, но они никогда не посягали на ее статус. Когда он решил прервать их брак, это произошло не потому, что он предпочел другую женщину. Позиция Анны была другой. Она завоевала короля своим очарованием и сексуальной привлекательностью и могла потерять его точно таким же образом. Не было недостатка в жадных руках, чтобы оттолкнуть ее, когда она начнет спотыкаться. Итак, вместо того чтобы относиться к этим юношеским шалостям с легким пренебрежением, она стала сварливой и устраивала сцены. В действительности ей был известен лишь один способ удержать внимание короля. Он был отработан за пять тяжелых и напряженных лет ухаживанья, но это была тактика любовницы, а не жены. Дело усугублялось тем, что их отношения имели характер истинной страсти, склонной в бешеным ссорам и пылким примирениям, а королеве, как считалось, так вести себя не стоит. Генрих был во многих отношениях весьма посредственным человеком и, совершая переход от любовника к мужу, не оценил всей его сложности. Было бы преувеличением сказать, что их отношения осенью 1534 года стали более прохладными, но они определенно стали менее устойчивыми. Несмотря на свой громкий триумф в 1533 году, Анна так и не смогла расслабиться. Хотя Генрих в конечном счете был виновен в этом обострении, он постепенно стал находить все это утомительным.