Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы

На рубеже 1534–1536 годов судьба Анны оказалась между двумя полюсами. Круг ее сторонников продолжал сужаться, но отец был теперь лордом-хранителем печати, а брат — членом тайной палаты. Архиепископ Кентерберийский был ее надежным другом, и таким же, по-видимому, был всемогущий секретарь короля, Томас Кромвель, за которым стояли такие сателлиты, как Томас Одли, лорд-канцлер. Ее стратегическая позиция усиливалась также за счет падения некоторых из ее самых явных и влиятельных оппонентов. Герцог Саффолк был только жалкой тенью прежнего себя. Его жена, сестра короля, умерла в 1533 году, и он подвергся тяжелому финансовому гнету. Герцог Норфолк уже давно утратил интерес к своей племяннице, и был скорее врагом Кромвеля, а не королевы, стараясь в эти годы старался быть незаметным. Стефен Гардинер, некогда могущественный епископ Винчестерский, все еще стремился восстановить свое положение после громкого провала в связи с петицией «Жалоба на священников» в 1532 году и в это время находился во Франции в качестве посла. Среди наиболее верных друзей Екатерины только маркиз Экстер сохранил свое место при дворе, хотя она оставляла пока весьма влиятельных союзников среди членов тайного совета. Сама Екатерина находилась в тисках своей предсмертной болезни, и ей предстояло умереть 7 января 1536 года, но задолго до этого она прекратила играть ведущую роль, и ее смерть никак не могла усилить позиций королевы. В это же самое время Анна была беременна впервые с лета 1534 года, и надежды Генриха на сына вновь воскресли. Если бы на этот раз она произвела на свет сына, ее положение в обозримом будущем стало бы неуязвимым. Если же ей предстояла неудача, все вопросы, которые возникли за предшествующие восемнадцать месяцев, снова обострились бы и требовали бы ответов.

Одна из проблем, с которой связано понимание драматических событий начала 1536 года, состоит в том, что все эти события видятся через прошлое. Например, в сентябре 1535 года, король и королева в конце летнего сезона общались свободно со всеми и друг с другом, они посетили Вулф-Холл близ Мальборо. Это было поместье сэра Джона Сеймура, одной из дочерей которого, Джейн, предстояло стать третьей женой Генриха. Это обстоятельство позволило предположить, что уже в сентябре 1535 года король начал домогаться Джейн Сеймур и что окончательный спад влияния Анны начался в это время. Нет, однако, никаких сведений о том, что Джейн находилась в Вулф-Холле во время этого визита, и существует множество свидетельств, подтверждающих, что король знал об ее присутствии при дворе уже в течение нескольких лет [101] Letters and Papers, IX, 271, 326. Ives, Anne Boleyn, 336–337. . Реальный повод, объясняющий, почему король решил оказать честь сэру Джону визитом, состоял, вероятно, в устройстве карьеры его старшего сына Эдварда, который состоял в королевской гвардии и заслужил уважение короля. Другими словами. Сеймуры были преуспевающим придворным семейством, у которого случайно оказался подходящий дом, расположенный по пути движения короля. В начале октябре французский посол сообщил Франциску, что король охладел к Анне, потому что нашел новую любовь, но такие сообщения поступали периодически и раньше и обычно ничего не означали, кроме танца с одной из фрейлин и посылки ей условного подарка. Позже, в октябре же, в некоторых сообщениях говорилось, что королевская чета «ласкова» друг с другом, а в ноябре один высокопоставленный наблюдатель говорил, что она имеет больше влияния на короля, чем Томас Кромвель, что, разумеется, звучало как похвала. Нет реальных причин предполагать, что Анна серьезно протестовала против увлечений Генриха вплоть до 1536 года. И рассказы о том, что он начал смотреть по сторонам, когда беременность сделала ее сексуально недоступной, — это просто сплетни. Даже те, кто ближе всего находился к Генриху и Анне, не могли понять природы их отношений, в которых любовь и ненависть были двумя сторонами одной и той же монеты и где гнев, смех и вожделение создавали удивительный калейдоскоп поступков. Это были необычные отношения, и Анна была совершенно необычной женщиной. Вся беда была в том, что Генрих по природе своей вовсе не был необычным человеком, и он действовал не против своей воли, а против своего склада ума. Если бы этот склад ума возобладал, их отношения легко бы могли прийти к концу. Однако это не совсем соответствует тому, что произошло.