Олег Игнатьев - Пекинский узел

Когда прибыли китайцы, Николай демонстративно направился к Уарду – он знал, что маньчжуры поощряют действия американца по формированию отрядов самообороны среди жителей Шанхая и, восхищаясь тем, что он вооружает наёмников для борьбы с повстанцами за собственные деньги, постоянно напоминают европейцам о благородстве американцев, об их бескорыстном мужестве. Уард крепко пожал руку Игнатьеву и вернулся к прерванному разговору с каким-то португальцем.

– Мы готовы, – говорил он, – относиться ко всем с равной мерой уважения, но, поскольку у Соединенных Штатов самые дружественные отношения с Китаем, мы намерены обсудить финансовые вопросы и всемерно развивать торговлю и промышленность в Шанхае, чтобы насытить жизнь других территорий.

«Молодцы, – мысленно похвалил американцев Николай, – не теряют времени зря».

Уард не оставил без внимания и грядущие контрибуции, которыми союзники обременили Пекин. Здесь он напомнил угрозу англичан.

– Лорд Эльджин лично заинтересован в скорейшем получении пяти-шести миллионов лянов серебром. По неписаным законам Соединенного Королевства человек, увеличивающий благосостояние государственной казны, получает свою долю в виде единовременного вознаграждения или всевозможных привилегий, способствующих многократному увеличению имеющегося капитала. Главное, считает английский парламент, чтобы исчезла никому не нужная «разобщенность в обществе» и все его члены работали на достижение единого результата: могущества Англии.

Звучало красиво.

Привыкший к царским балам со времён своей пажеской юности, Игнатьев сразу выделил главные фигуры сегодняшнего торжества. Глаза у него не разбегались, пульс не частил, и слышал он отчётливо и ясно. Чувствовал он себя в атмосфере спесивой помпезности, как рыба в воде, в отличие от секретаря Вульфа, который был оглушен и ослеплён происходящим. Зеркала вдоль стен отражали многоликое собрание, множили число сапфировых колье и драгоценных украшений, алмазные россыпи заколок, жемчуга, сияние и блеск.

Дамское общество напоминало собой живой калейдоскоп ювелирных изделий, где преобладали белые и золотистые тона, самым чудесным образом сочетавшиеся с нежно-голубым и бледно-розовым соцветием тех, кто демонстрировал своё великолепие и красоту в одном и том же месте.

Вульф всеми силами старался скрыть свою нервозность. Он чувствовал себя неловко и теснее прижимал локти к груди, боясь кого-нибудь задеть и вызвать явное неудовольствие. Ему казалось, что он всем мешает, он и норовил идти не рядом с Игнатьевым, как это делал драгоман Татаринов, а чуть поодаль, как бы прячась за их спинами.

Все блуждали в большой зале, невольно теснились и окидывали друг друга любопытно-вежливыми взглядами, ожидая начала торжеств.

Как-то так вышло, что Игнатьев со своими спутниками оказался если не в первых рядах, то очень близко к тем дверям, из которых должен был выйти в залу исчезнувший на время лорд Эльджин. Когда Николай продвигался в толпе, он чувствовал, как многие невольно расступались перед ним, а дамы не таили одобрения во взорах.

Высокий, статный, широкий в плечах, он заметно выделялся из своего окружения, и его мужественные черты лица, открытый чистый лоб и умный взгляд красивых тёмных глаз с едва заметным ласковым прищуром сразу привлекли к себе всеобщее внимание. Мужчины почувствовали в нём соперника, а женщины – некую тайну, возможность завязать «особенные отношения».

– Кто он, этот Аполлон? – любопытно зашептались дамы и принялись донимать своих ревнивых спутников расспросами. Те уязвлённо фыркали:

– Так… русский наблюдатель.

– Ладно, узнаем, – не соглашались с такой уничижительной оценкой любопытствующие, и вскоре несколько экстравагантных дам с наигранными ахами принялись расспрашивать Игнатьева о погоде в Петербурге и о том, какие цены на соболий мех.

Николай расточал улыбки, кланялся, целовал ручки и покаянным тоном сожалел, что не был в Петербурге больше года.

– Безвылазно сидел в Пекине, как в плену.

– Чудовищно!

– Ужасно!

– Боже! – всплёскивали руками дамы. – Обладать такой завидной внешностью и не иметь возможности быть в свете! Право, нам неловко сознавать сию безумную несправедливость! Ах, оставьте! Да при чём же здесь дела? – отмахивались они от его возражений и ссылок на служебную необходимость. – В молодости надо жить! И радоваться жизни! Надеемся, в Шанхае вы не будете скучать! – При этом каждая невольно опустила взор, чтобы скрыть своё кокетство, но скрыть так, чтоб он заметил, оценил и, разумеется, прельстился. А как ещё иначе показать длину ресниц и глянуть из-под них с надеждой?