Олег Игнатьев - Пекинский узел

Взяв с собой охрану, Вульфа и Татаринова, Игнатьев отправился в английское посольство, располагавшееся по соседству с французским. В посольстве ему сказали, что званый ужин и праздничный бал состоятся в английском клубе, где имеется просторный светлый зал. Клуб располагался за углом американского консульства в величественном здании с арочными окнами и полукруглым фонтаном в огромном вестибюле, неподалеку от универсального магазина со сплошными стёклами витрин, опоясавших первый этаж.

И в английском посольстве, и в близлежащих кварталах, да, наверное, во всём Шанхае, все будто с ума посходили: посланник её величества королевы Англии устраивает бал! Все непонятно чему радовались и если чего не делали, так это не вертелись, как белки в колесе, и не скакали на одной ножке. Разве что мальчишки бегали по улицам и запускали змеев. И всё оттого, что из Англии прибыла военная эскадра и транспортные суда, битком набитые пехотой, конницей и артиллерией. Мятежники разбиты, отряды их разрознены, в Шанхае – бал!

Толпа гудела. Восточный народ любопытен. Зеваки приподнимались на носки, тянули шеи, напирали на передних. Передние теснились, упирались в кордон англичан – в бараньи шапки и красные мундиры.

День выдался жаркий, и пока добрались до клуба, Игнатьев взмок и проклинал себя за верность этикету. Рубаха прилипла, между лопаток текло, до рукояти сабли было не дотронуться – нагрелась.

– Народищу-то… жуть, – подивился хорунжий Чурилин.

– Што вшей у цыган, – уточнил Шарпанов.

Один за другим прибывали экипажи гостей, но вот, наконец, подъехала та карета, которую все ждали, – с геральдическими львами и короной на дверцах. Она играла солнечными бликами роскошной позолоты, зеркальными стёклами, отражающими разнаряженную толпу местной знати, праздную публику и сопровождавших карету лакеев в парадных фраках из тёмного сукна с широкими галунами. Форейтор возвышался на козлах, обтянутых красным сукном с кистями, и, натягивая длинные красные вожжи, удерживал четверку лошадей, запряжённых попарно. В правой руке он сжимал длинный пурпурный хлыст с витой золотящейся плетью. За его спиной, на крыше кареты четыре позолоченных женских фигурки поддерживали корону Британской империи.

По толпе пронёсся ропот восхищения.

– Виват королева! – закричали англичане, хотя из кареты показалось одно лишь самодовольное лицо лорда Эльджина. Это был высокий дородный человек с большими тёмными глазами, с бледным холёным лицом и прямым носом, слегка сдвинутым набок, сдвинутым так, что идущие к уголкам рта складки казались глубже и резче. Возможно, это впечатление усиливалось острым проницательным взглядом и плотно сжатыми губами, говорившими о крайнем самолюбии того, кто стал виновником людского торжества. На нём были богатый английский сюртук, тёмно-фиолетовые брюки и ослепительно-белая, туго накрахмаленная сорочка с таким же сияюще-белым атласным галстуком. Всё новенькое: только от портного – с иголочки. На руках – белые перчатки. В руке – трость с золотым набалдашником.

«Постаревший Байрон, – тотчас подумал Игнатьев. – Денди, искалеченный гордыней. А точнее, – сказал он сам себе, – накрахмаленный волк».

Его отношение к лорду определилось сразу.

Вслед за англичанином подъехал барон Гро.

Уже по одному тому, как он щёгольски вынес себя из кареты, дав возможность лакеям помочь ему ступить на землю, было видно, что он любит мишуру высшего света, шумные балы и праздную толпу. Сам Игнатьев этого терпеть не мог, смеялся в лейб-гусарах над зазнайством и напыщенностью петербургских богачей, но – воистину! – над чем посмеешься, тому и послужишь: теперь он вынужден был проводить почти всё свое время в кичливом обществе аристократов.

Произошло то, о чём он раньше не мог и подумать: он стал дипломатом. Его сосредоточенная энергия искала выход в действии, а он обязан был плести слова.

Величественные манеры лорда Эльджина и аристократически-небрежная вальяжность барона Гро подсказали ему, как вести себя на званом ужине, как держаться перед европейской знатью и местными аристократами.

Распрямив плечи, он гордо ступил на красную ковровую дорожку, по которой только что прошли две дамы, одна из которых двумя пальцами придерживала отлетающий край платья.

Среди гостей лорда Эльджина – почти все именитые жители Шанхая, друзья его брата Фредерика Брюса, друзья барона Гро, американца Уарда, приветственно пожавшего руку Игнатьеву, и родственники приглашенных. Лорд Эльджин издали обводил глазами собравшихся и, наткнувшись взглядом на Игнатьева со свитой, почувствовал, что ему душно: напомнил о себе тугой узел галстука. Вот уж кого он не хотел видеть, так это настырного русского, успевшего сойтись с бароном Гро и приблизиться к американцу. Если бы не дипломатическая корректность и давняя привычка использовать людей в своих целях, он бы его не пригласил ни за какие коврижки. Но так как он считал себя жестким прагматиком, то велел своему секретарю Олифанту отправить «этому русскому» приглашение, и сейчас Игнатьев должен был почувствовать всю значимость того, кто представляет могущество и величие Соединенного Королевства в Китае.