Владимир Циканов - Господа офицеры. Часть первая

Так вот, сам не подозревая, что я разговариваю уже на «тимофеевском» сленге, я произносил, например, ложась в кровать: «Надо посушить ласты». Или, открыв тумбочку, забирая свои туалетные принадлежности, говорил: «Пойду мыть зубы и чистить ноги».

Через некоторое время на кровати у вьетнамца появилась большая пребольшая книга, намного больше и толще, чем том нашей Большой Советской энциклопедии. Эта книга называлась «Русско-вьетнамский словарь». Несколько дней капитан красной вьетнамской армии громко шелестел на всю палату страницами своего словаря, перебирая их туда-обратно. Я его спрашиваю: «Что ты там, в своём Талмуде ищешь? Уже который день судорожно его перелистываешь то с переду-назад, то с заду-наперёд? Что ты там рыщешь всё?» Вьетнамец при моём вопросе как бы замер, потом сел на кровать, поджав под себя ноги, и в этой позе, широко раскрыв глаза и рот, окаменел. Долго-долго смотрел на меня, потом заморгал и вымолвил: «Что я делаю? Что и как листаю? Не понял?» Я, взяв его книгу в свои руки, как мог, изобразил и показал ему, как это листать «с переду-назад» и «с заду-наперёд», заодно объясняя, что такое Талмуд и показывая, как это «судорожно рыскать». Все, конечно, в нашей палате (и сам вьетнамский капитан) при этом сильно и долго смеялись.

По прошествии двух-трёх дней он внезапно спросил меня: «Волёдя! Ты почему неправильно говоришь? Надо говорить: «Чистить зубы и мыть ноги». Не зная, что ему ответить и как объяснить, я просто сказал: «Так говорит мой командир». Лупая 9 9 «Лупать» ― Смотреть куда-то и при этом моргать (хлопать) глазами, ничего не понимая. быстро-быстро глазами, вьетнамец протянул: «А-а.…»

Ещё дня через три после суматошного и кошмарного перелистывания словаря, от него последовал вопрос: «Волёдя! Объясни, пожайлюста, мне, что есть такое «Сюшить ласты?» Здесь я объяснил, что «лежать, отдыхать и ничего не делать». «А-а.…», ― опять задумчиво запел он.

При расставании, когда его выписывали, вьетнамский лётчик долго жал мне руку и говорил слова благодарности за то, что «никто его так хорошо не учил русскому языку, как я». А я что? Это ― Тимофеев Александр Иванович.

Ещё он говорил, что ему со всеми нами здесь очень хорошо, что он нашёл среди нас много хороших друзей, и что ему не хочется расставаться. Я ему сказал тогда на это: «Нас не спрашивают! Нас душат! Козыри ― буби, господа офицеры!» Помню, как при этих моих словах у вьетнамца раскрылся рот и его маленькие, глубоко посаженные глаза округлились, расширяясь в два раза. Он ими заморгал быстро-быстро. «Да ты не волнуйся так. Я тебе тоже не могу объяснить этого. Просто так говорит мой командир», ― сказал я ему. Он долго-долго и задумчиво мычал: «А-а.…!»

Впоследствии этот капитан вьетнамской армии ещё и писал мне письма на адрес части, по-видимому, хотел потренироваться русскому языку письменно. Письма приходили в последнее время уже из Вьетнама. Он писал, что летает на истребителях МиГ-21. Уже подполковник и комэск. Ещё он писал: «Володя! (Писал он, на моё удивление, по-русски правильно, а вот говорил: „Волёдя“, почему-то.) Я учу своих лётчиков, которые собираются ехать к вам в Союз, настоящему русскому языку, как говорит твой командир».

Как-то однажды в коридоре штаба части наш особист, как бы невзначай, спросил меня: «Ты что, во Вьетнам собрался?» Я засмеялся и рассказал ему всю эту историю. Он долго после моего рассказа стоял в коридоре штаба и смеялся вместе с другими нашими лётчиками-офицерами.

Все свои обещания Александр Иванович Тимофеев всегда помнил и выполнял. Например, про принятие зачётов по физической подготовке им лично, которые он обещал устроить за плохое, по его понятиям, залезание в кузов автомашины. Вставал он утром рано, задолго до общего подъёма. Что-то бормотал, ходил, кряхтел… Потом, как бы про себя, но достаточно громко, и всем, кто уже проснулся и не спал, было слышно: «Ну что? Надо идти умываться. Мыть зубы и чистить ноги. Чтобы не воняли в вертолёте». Нет-нет! Я ничего опять не перепутал. Именно так, слово в слово, он и говорил.

Физической зарядкой на Лянгаре ни мы, офицерский состав, ни солдаты не занимались. В общем распорядке дня она не была предусмотрена. Скорее всего, из-за того, что там была большая высота, как уже отмечалось, 2700 метров над уровнем моря. Дышать было намного тяжелее, чем на равнине, а уж бегать и подавно. Мне кажется, если бы не это обстоятельство с недостатком кислорода на таких высотах, то Тимофеев непременно в системе боевой учёбы и подготовки предусмотрел бы этот обязательный уставной элемент в службе каждого военного. Если же кто-то желал, тот занимался самостоятельно, а общей зарядки для всего личного состава не было.