— Аки ты живёшь со всем этим?
Сзади раздался придурковатый смех царевича Ивана. Оба как бы очнулись.
— Да, только ликом царских кровей, — удручённо молвил Фёдор, — а умом расплачивается за грехи его породивших. — Помолчав, добавил: — Ты более в ту часовенку не ходишь?
— Опоганила её сволота якая-то.
Фёдор отвернулся от брата:
— Ты мене много такого поведал, о чёма я и не догадывался и што мене может помочь, а потому проси, чего хочешь.
Андрей с неподдельным страхом взглянул на государя:
— Есть легенда, што когда князь Юрий Долгорукий стал наезжать в Москву, когда она ещё селом была, то местный волхв показал ему пещеру на княжем холме, где князь обнаружил залу с вырезанным распятием Спасителя и алтарь белого камня. Говорят, ему в той пещере открылось будущее. Лишь после того он велел на месте села поставить город. Если есть в том правда, хотел бы я посетить ту залу.
Царь смотрел на Андрея широко раскрыв глаза, затем медленно поманил двух рынд:
— Найдите быстро боярина Богдана Матвеевича Хитрово.
Рынды кинулись исполнять волю государя. Вскоре Хитрово с почтением и заискиванием смотрел на государя.
— Богдан Матвеевич, тут мене про подземную церковь, што под Кремлём, сказы сказывают. Говори истинно, ести такая?
Хитрово затряс головою:
— Ход в неё знаю, но сам там не был, и отец ваш Алексей Михайлович в неё не спускалси. — Испугавшись, добавил: — Даже крысы туда не идут, боятси.
— А мы вот ныне сойдём, — сказал царь жёстко.
Хитрово, помня участь Милославского, даже спорить не стал, сразу повёл в бывшие казематы Тайного приказа. Оттуда в подвалы, затем ниже — на первый ярус, к ходам, по которым вода в Кремль течёт. Далее на второй ярус, где в красном кирпиче ходы, построенные ещё при Иване Грозном, и далее — на третий ярус, где всё белым известняком уложено, то ли при Иване Красном, то ли ещё ранее. А далее пошёл ход прямо в земле, вернее, в сплошной глине, будто огромным червём прорытый. Стены ровные и почти круглые. Царевич Иван, испугавшись, прижался к Языкову. Факелы от недостатка воздуха едва горели, что делало всё вокруг ещё страшнее. Недостаток воздуха чувствовался и во время дыхания, казалось, воздух хотелось укусить. И вот когда стало казаться, что впереди только преисподняя, ход расширился и в свете факелов появилась известковая стена с узким проходом посередине. На стене кириллицей было что-то высечено. Фёдор подошёл ближе и стал читать:
— «Азм княж Гюргий, седьмой княж Ростовский и третий княж Ростово-Суждальский, сын великого и светлого княже Володимира, что царски одежды вослед свожу деду и прадеду носил и что его отцу на том же столе сидящего Бог не сподобил. Реку со слезми, что от отца свово по младшеству самую бедную землю восприял в земле Русской, где от города до города боле ста вёрст. Да и городов тех по пальцам перечесть можно, обе длани не сложив. Где на всю мою землю един каменный собор отцом моим заложенный и людьми его мастеровыми возведённый. Где вместо серебра и злата на столы княжеские пиршеские ставят дерево резное, в слезах моренное, и медвежатину почитают на уровне телятины. Тою землёю я владею с шести лет, по смерти брата свово старшего, крестным отцом своим убиенного, вместо отца пестуном взрощенный, на дикой половчанке обвенчанный, одноруким архереем под венец подведённый. А по восприятии венца того волхвами ярославскими вглубь сей пещеры спущенный, где видения чудные мене поведали, что при сыновьях моих земля моя будет в Русской земле самой наибогатой, и земли чужедальние на то богатство злобой и завистью зальютси, но не помыслют на силу её. И не будет мастерства, которого бы в моей земле не знали бы и не умели. И не спадёт гордыня на землю мою, и Господь трижды предупредит её, прежде чем покарать при внуках моих, лишив заступы своей».
Царь Фёдор Алексеевич с братом Иваном, боярин Богдан Матвеевич Хитрово, постельничий, окольничий Иван Максимович Языков и подьячий Посольского приказа дворянин Андрей Ерофеевич Алмазов стояли возле стены, так и не решаясь войти в низкий узкий проход. Четверо рынд стояли поодаль. Что там за этим проходом, узнать никто не решался.
Государь посмотрел в глаза Андрею, как бы говоря: «Ты хотел туды войти, што ж не входишь?» Увидев, как тот потупился, развернулся.
Возвращались молча, как будто что-то такое содеяли, за что впоследствии будет стыдно. И, выйдя наружу, каждый отправился по своим делам. Об этом спуске в чрево земли старались никогда не вспоминать, будто согрешили.
Читать дальше