Владимир Афиногенов - Аскольдова тризна

А викарий не посмел, конечно, заходить в воды Моравы, чтобы погнаться за нами, хотя на землях князя Ростислава, как говорил мне Горимир, рыскает немало вооружённых германских отрядов, состоящих на службе у миссионеров. Думаю, и этих отрядов следует в дальнейшем опасаться, — проповедническая деятельность и здесь предстоит нам нелёгкая, но сие поняли мы и раньше, до нападения на меня германца, — ещё тогда, когда приняли от моравских послов предложение… Да не привыкать!

К вечеру я почувствовал себя настолько хорошо, что попросил вывести меня на крепостную стену городка, благо тут недалече; для пущей безопасности Горимир оставил нас в одной из угловых башен под охраной стражников.

С высоты стен видны внизу леса; только началось смеркаться, и птицы ещё не угомонились: стук дятлов и стрекотание сорок далеко разносились окрест. Но уже густой синевой отливали воды реки, по которым сновали лодки и под парусом шло чьё-то купеческое судно. Потом и река, и лес погрузились во тьму, деревья замерли и над их верхушками зажглись первые звезды.

Грек выглянул из башни, спросил, не хочу ли я уходить. Уходить отсюда мне пока не хотелось, и тогда он показался с тёплой полстью в руках и укрыл меня ею.

Теперь совсем вызвездило. Вот оно, небесное воинство… Вдруг упала звезда, другая… Это ангелы воюют с демонами, а мы, грешные на земле человеки, поем тогда осанну — «Спаси, я молю!» Поют и умные, и глупцы… Но сказано в книге Экклезиаста: «Число глупцов бесконечно…» Поэтому хор их звучит громче…

«Господи, спаси и помилуй нас — глупцов!..»

Утром я смог уже побродить по берегу Моравы возле городка, правда под неусыпным бдением грека, Крока и Бивоя, которых Горимир тоже оставил со мной. Чуть в стороне на холме я увидел странное сооружение: два врезанных друг в друга цилиндра с высокими стенами, выложенными красивыми фресками. Цилиндры заканчивались двумя куполами с золочёными крестами.

— Неужели это храм? — спросил я Крока.

— Да, отче… Он построен по проекту ирландского миссионера, душа которого давно витает в чертогах Господних. Думаю, он заслужил делами на земле царствие небесное. А сейчас в храме настоятелем святой отец Славомир, из мораван, как и я… Ученик того миссионера.

— На каком же языке он читает прихожанам проповеди?

— На греческом… Как и его учитель! — воскликнул Крок, удивляясь моей неосведомлённости.

— Ах, да! — спохватился я.

И тут припомнились мне строки из хартии князя Ростислава василевсу Михаилу III, которую после приёма в Большом императорском дворце моравских послов нам показал патриарх. В ней говорилось, что проповедуют в Моравии священники «из влах, из немец и из ирландец». И на наши недоуменные вопросы по поводу последних, Фотий пояснил, что в Моравию они проникли ещё два столетия назад, когда у англо-саксов образовались две церкви: римская и ирландская, находящаяся в тесной связи с нашей, греческой…

— Чуть повыше отсюда, если скакать берегом Моравы или плыть против её течения, обнаружишь селение Микульчице. На его краю стоит прямоугольная базилика — это княжеский храм, где службу ведёт баварский священник на немецком. Ростислав хорошо этот язык разумеет, к тому же посещает сей храм и сын Людовика Немецкого Карломан, который живёт при нашем князе…

Снова не мог я сдержать недоуменного вопроса. Крок ответил:

— В королевстве Людовика тоже не всё ладно… Из-за власти все тяжбы да напасти… У нашего князя — с племянником, у Людовика — с собственным сыном. Знать, власть-то слаще мёда…

— Если бы только мёда… Наверное, слаще чего- то такого, что нам, простым смертным, не дано изведать, — вставил в разговор своё суждение доселе молчавший Бивой. Хотя он, видно, молчун по природе своей…

Светоний лишь переводил взгляд с одного на другого и третьего: говорили мы на славянском, он не понимал ничего и поэтому злился. Глаза выдавали… Я ему сказал по-гречески, что речь идёт о власть имеющих.

— О-о, власть! — улыбнулся конюх таверны «Сорока двух мучеников» и подытожил: — Хозяину — власть, а холопу — слезы…

— Во-во! — закивали головами Бивой и Крок. Греческим они владели. С этого мига в присутствии Светония мы стали разговаривать на его языке. Чтобы не обидеть обидчивого силача…

А ещё через день я присутствовал на проповеди отца Славомира, высокого, широкоплечего, с густой каштановой бородой красавца, мощь и стать которого не могли скрыть даже широкие священнические одежды.