Александр Майборода: Гостомысл

Дай сигнал, — «всем стой». Воеводам и кормчим ко мне.

Сигнальщик белыми губами подул в трубу, но звуки трубы уносились ветром в заснеженную даль. И тогда другой сигнальщик поднял сигнальный огонь на мачту, после чего начал размахивать факелами.

Вскоре все струги остановились и к княжескому стругу потянулись начальники кораблей и кормчие.

Через полчаса у теплой печи в надстройке шло совещание.

— Мы не можем так идти, ветер побьет струги. А не побьет, так мы растеряемся в буране. А нам надо вместе подойти к городу. В этом весь смысл похода, — объяснил проблему Гостомысл.

Один из кормчих предложил:

— А может, нам связать между собой струги веревками?

Медвежья лапа возразил:

— Нет, будет еще хуже, если веревки не порвутся, то мы запутаемся в них.

— Можно на веревках сзади стругов опустить что-либо тяжелое. Ветер будет толкать вперед, а якорь будет тянуть назад. Вот и будет струг идти ровно, — предложил другой кормчий.

Все переглянулись, — предложение показалось дельным.

— Надо попробовать, — сказал Гостомысл.

— Сейчас проверим, — сказал Медвежья лапа и вышел наружу.

Гостомысл и остальные последовали за ним.

Для опыта из осторожности выбрали самое малое судно.

Медвежья лапа объяснил кормчему, что надо сделать. Затем предложил всем спуститься на лед, чтобы посмотреть на происходящее со стороны.

Пока кормчий занимался якорем, — в качестве якоря использовали тяжелые бочки с припасами, — князь, воеводы и кормчие вышли на лед и встали в стороне.

Да рассвета еще было далеко, и о происходящем на корабле догадываться можно было только по огням факелов.

Вот гребцы оттащили якорь назад, вернулись и начали поднимать парус. Не успели полностью поднять парус, как ветер резким ударом повалил струг на бок и из него посыпались люди.

Медвежья лапа выругался:

— Осторожнее же надо поднимать парус!

Общими усилиями струг вернули в прежнее положение и предприняли новую попытку. Но теперь парус поднимали очень медленно.

Как только парус приподнялся и надулся, ветер опять начал кренить струг, но теперь все были на страже: поддержали борта струга и подтолкнули его. Струг медленно начал набирать скорость.

Медвежья лапа махнул рукой и приказал:

— Стой!

Струг замер, и кормчий выпрыгнул с корабля и подбежал к князю.

— Идти так можно, надо только быть на страже, и в случае чего, придерживать струг, — доложил кормчий. — Но управлять стругом на ходу не получается.

— Не надо управлять стругом на ходу, — перебил его Госто-мысл. — Будем идти прямо. Парус полностью не поднимать. Всем быть готовым придержать струг, а когда потребуется повернуть, остановимся и развернем струг, как надо. Никому далеко от моего струга не уходить.

Возражений не последовало, только Медвежья лапа подал голос:

— Князь, разреши мне идти вперед самому.

Гостомысл бросил на него вопросительный взгляд.

— Зачем? — спросил он.

— Я попробую со своим отрядом раньше подойти к городу, пробраться в город и поднять горожан. А когда вы подойдете, ударим в спину данам и откроем ворота.

— А не всполошишь ли ты данов раньше времени? — спросил Стоум.

— Нет. Не увидят нас даны. За бурей и за сто шагов не видно. К тому же мы затемно пройдем мимо города, — заверил Медвежья лапа.

Воеводы, не знавшие о тайном ходе в город, удивились плану Медвежьей лапы и начали возражать.

— Надо всем вместе подходить к городу. Поодиночке подходить, только злить врага.

Но Гостомысл согласился.

— Иди, боярин. И помни, — чтобы ни случилось, ты должен успеть к рассвету. Ты не должен заблудиться или даже умереть. На рассвете мы пойдем на штурм города, независимо от того, выполнишь ты свою задачу или нет. Но если не выполнишь, на твою душу падет кровь погибших друзей.

Медвежья лапа приложил руку к груди и сказал:

— Князь, я выполню, даже если останусь один.

Медвежья лапа отправился на свой струг, а вслед за ними и остальные разошлись по стругам. Вскоре струг Медвежьей лапы рванулся в метель, а следом за ним неторопливо пошли и другие.

Пир удался. Пьяные даны, словно снопы на осеннем поле, валялись по всему княжескому дворцу. А Готлиба слуги отвели в спальню. Там его раздели и уложили в кровать. Он проснулся, когда за окном было еще темно. Страшно болела голова.

Готлиб сел и охватил голову ладонями.

— Эй, кто там? — слабо позвал он.

Любой громкий звук отдавался в его голове стопудовым колоколом, который словно для мучения воткнули ему в голову.