Андрей Зайцев - Смута

– Утром и было, – просто ответил старик.

Вроде понимал он, что обида Алешке нанесена тяжкая, смертельная.

Но, с другой стороны, чего теперь зря переживать? Не она первая в таком положении оказалась. Он бы мог многое рассказать этому непутевому пареньку, но видел, что тот вне себя. Поэтому предпочел поскорее убраться с его глаз. Не верил Мизяй, что Алешка сможет что-то серьезное предпринять. Но начудить мог.

Поэтому лучше ему пока не перечить и поперек дорог не становиться. Само все уляжется.

Но сам Алексей думал иначе. Он взял нож и отправился на хозяйский двор. Во дворе ему встретился Григорьич, барский прихлебатель.

Тот его тоже увидел и кричит:

– Иди-ко сюда! Ты мне нужен.

Алексей подошел и развязно так спросил:

– Хозяин где? Молодой?

Как спросил, так сразу и полегчало на душе. Вроде как перешел незримую черту, за которой все иначе. И уж теперь смерть не смерть, своя, чужая – разницы нет никакой.

Григорьич прямо опешил от такого своевольства. Чтоб вот так запросто у него спрашивать?

– А тебе зачем?

Видать, ничего не знал, а по виду не догадался. Алексей уже спокойный был, словно из церкви только вернулся.

– Мне урок задавал.

– Какой же?

Григорьич злился, не зная, как холопа урезонить. Физически он был слабее, а потому не решался в одиночку на холопа узду надеть. Оглядывался в поисках помощника. Его замешательство Алексей ясно видел и думал вскользь, что хорошо бы и Григорьича к земле пригнуть. Уж слишком много зла он людям в Кремневке причинил. Да времени мало было.

И тут он сам Алексашку увидел. Тот шел с ухмылкой через двор.

Алексей подумал тогда: «Знает или нет?».

Ведь об их отношениях с Ульяшкой в Кремневке еще мало кто знал. Мизяй не в счет. Он каким-то образом умудрялся обо всем узнать одним из первых. И наверняка много знал такого, о чем знать ему не следовало. Но умел, когда нужно, помалкивать. Вот сейчас не удержался, сказал. Может, вскоре пожалеет об этом.

Но о том, что после будет, Алексей не задумывался. Весь подобрался, посуровел. Однако нельзя выдать себя. И потому продолжал гадать, глядя на молодого хозяйчика. Если знает, сразу все поймет. Не даст подойти. Но Алексашка оставался беспечным и тогда, когда Алексей с ним поравнялся. Значит, ни о чем не догадывался.

Еще несколько шагов оставалось. Григорьич хотел было ему помешать, но будто чья-то рука невидимая его придержала на месте.

– Чего, дурак, прешь?

Алексашка видел, что холоп слишком беспечно по двору идет. Так ходить не полагалось.

– Мне надо, – сухо и небрежно ответил Алексей, неуклонно приближаясь к нему.

– Чего надо?

Алексашка, судя по виду, начал недоумевать. Такое первый раз в жизни видел. Холоп шел по господскому двору, как хозяин.

Вот и сблизились они.

– Я вот хотел…

– Ты, сучья голова! – разъярился было Алексашка, но вдруг почувствовал, как что-то острое вошло в живот.

И сразу жуткая боль. Что такое? Второй удар отбросил его на землю.

Все закружилось в страшной кутерьме. Руку прижал к животу, кровь хлестала как из ведра. Неужто убил?

– Вот и все, Алексашка, – буднично проговорил холоп и пошел со двора. Григорьич ужаснулся, увидев происшедшее. Что делать?

Он было хотел ему помешать, но так, без лишней суетливости. Больше для видимости. Про нож в руке Алешки забывать не стоило. Хотя барский сын ему не смог бы потом попенять. Кончился он через несколько мгновений, корчась в агонии. Глаза какие-то удивленные были, вроде никак не мог он осознать, что смерть вот так запросто к нему пришла.

Старый прислужник все разглядел и решил малой кровью обойтись. Вдруг кто смотрит?

– Ты, Алешка…

Когда Григорьич придвинулся, Алексей тыльной стороной ладони вдарил и тот упал.

Все происходило как во сне. Но помнил он, что легко ушел, людей во дворе не было больше. И это его удача была.

Когда за ним кинулись, он уже у речки находился. Видел нескольких всадников. Они по дороге кинулись на юг, туда все беглые уходили, как будто повинуясь какому уговору. И там их всегда ловили. Алексей же в речку бросился и – на другой берег. Если с дорожной торбой уходить – речку не переплыть. Но никто не хотел без пищи в бега подаваться. Он первый такой. Но это и помогло ему в конце концов.

Он шел к опушке, вновь и вновь обдумывая все случившееся.

Ему теперь обратной дороги нет. Только вперед идти. А там что?

Вскоре можно к Оке выйти. А оттуда дороги расходятся. Или к Волге. Или на юг, к казакам.