Андрей Зайцев - Смута

– Высматривают, Матвей, – согласился другой, с рябым лицом, моложавый на вид, но с сединой на висках.

Ему, как и почти всем остальным, скорей хотелось домой. Задание от атамана выглядело каким-то странным. Выехать, посмотреть что и как. Атаман Горлик откуда-то прознал, что азовские татары вылазку готовят. И надо было упредить их. Была в этом задании некая неопределенность. Опытный казак Матвей Ширшов сразу угадал ее. Но никому ничего не сказал. Были у него мыслишки. Но с атаманом не поспоришь. Себя невзначай откроешь – и жизнь потерять недолго.

Матвей огляделся. Степь была обманчиво спокойна.

С татарами вроде было перемирие. Никто не ждал набега. Но с тех пор как умер Иван Грозный и воцарился его сын Федор Иоаннович, в перемирие и добрые посулы от татар никто особо не верил. Они ведь, как и ногайцы, сделают быстротечный набег и уходят с добром, а то и людей заберут с собой. Это как придется. Но с жалобой в Москву по такому случаю не поедешь. У казаков этого не бывает. С давних пор у них с царским окружением свои отношения. Бывает, князья за услуги присылают пороха, свинца, сукна да и вина. Царь Иван-то все хотел дончаков извести или принудить к службе. Но не задалось. Так ведется и поныне.

Ермаку вот грамоту дали. Воевать Сибирское царство. А повезло или нет – у него не спросишь теперь. Думал иногда Матвей, если бы его отрядили куда, пошел бы? Ведь он привык к вольной жизни. Как и отец его. А пришел на Дон Архип Ширшов из Рязанской земли. Почти сорок лет тому назад.

Тогда царь Иоанн Грозный мальчишкой еще был. И о делах его будущих кровавых никто и понятия не имел. Может, только монах какой и знал. Среди них есть такие, что сквозь землю видят. Встречал такого и Матвей. Худосочный, бледный. На хлебе, знать, и воде только и живет. А глаза, как острые иголки. В душу глядят. Легче с ногайцем одному в дикой степи повстречаться, чем стоять и смотреть, как этот монах тебя молчанием изводит. Нет, не хотел бы Матвей в Москве жить. Таким, как он, там не место. Вольные донские и волжские степи. Ни дьяков, ни князей. Ни подати, ни оброка. Матвей ныне и сам мог бы атаманом стать. Его подбивали друзья. Но пока не задалось.

Время покажет. Таким, как Горлик, туго приходится. Ведь они тайно с москвитянами вяжутся. Если ошибется – каюк ему. Но Матвей Ширшов никогда свару не затевал понапрасну. Если повода нет – сиди спокойно и жди. Так всегда говорил ему отец.

С самого утра они кружили по степи без всякого успеха. Кто помоложе, тот даже ожидал крымцев, хотя Матвей в этом не находил ничего хорошего.

Помнил он давешний случай, пару лет тому назад, когда казачий разъезд попал в засаду, устроенную татарами. Жестоко рубились они тогда, а в живых остался только он один! Как уцелел – только Всевышнему ведомо. Но, похоже, сейчас здесь они были одни. Никаких признаков присутствия крымских гостей.

Матвей призадумался. В тот набег татары до Перемышля дошли. И в Мещерскую землю. Как раз тогда в Новгороде, Пскове мор, слышал, случился большой. Много людей поумирало. Татары, как аспиды, пришли с юга. Вовремя в Москве спохватились. На речке Выси воевода Михаил Безнин со своей ратью татар смог одолеть, многих в полон забрали. Говорят, и сейчас за знатных крымцев выкуп дают. Вот так бы ему повезло. Была как-то у него возможность богатого мурзу захватить. Да случай помешал.

– А взглянуть бы надо, – вдруг предложил Никита Репей, кивнув на хищных птиц. – Уж больно любопытно. Не станут они так беспокоиться, если…

– А что? – встрепенулся и Матвей Ширшов, отвлекаясь от невеселых мыслей. – Татар там нет, думаю, но поглядеть надо.

Казаки повернули лошадей на запад и прошли саженей двести мелкой рысью.

– Гляди-ка!

Казаки, придерживая лошадей, удивленно глазели в траву. Там кто-то копошился.

– Вишь ты! – присвистнул Никита. – Человек!

Подъехали ближе, стали кругом. Человек в грязном рванье был жив и всадников видел. Пытался он привстать и что-то сказать, но, видно, сил не хватало.

Двое казаков спешились, подходя к незнакомцу. Был он страшно худ, глазами только зыркал на казаков, рукой махнул, пробормотав что-то невнятно. Слова тонули в грязной, свалявшейся, как пучок соломы, бороде. Несмотря на внешний вид, чувствовалось, что человек еще молод.

И чуткий Матвей Ширшов слова разобрал:

– Он про татар говорит, братцы!

Показалось ему, что он где-то уже видел этого мужика.

– Подкова твоему волу! – вдруг крикнул Никита. – Так ведь это Тимоха Медников! – И повернулся к Ширшову: – Узнаешь, Матвей?