Андрей Зайцев - Смута

– А чего? Давай! – Бухнулся, как в прорубь.

И пошел вместе с казаком, искренне убеждая себя, что только выпьет для похмелки и на этом конец.

Кабак встретил их нестройным хором голосов. Людей было еще не так много, как вечерами. Сидели тут главным образом те, кому надо было поправить себя после вчерашнего. И еще какие пришлые, вроде Тимофея.

Мужик представился ему как Ефрем. И сейчас уже не казался казаку тем недобрым человечком, что не захотел Москву показать. Сели они в углу, взяли вина по чарке.

Тимофей огляделся. Испитые, сумрачные лица, полукольцом окружавшие его, были поглощены лишь одной заботой – пить. Других они не видели и не интересовались, кто и что. В таком местечке затеряться проще простого. Вспомнил он совет купца: не слишком увлекаться.

Отхлебнул немало из чарки, улыбнулся новому знакомому.

– А ты, Ефрем, стало быть, из московских?

– Не совсем. – Ефрем чарку сильно пригубил, настроение поднялось. – Из Клина я.

– А тут чего делаешь?

– А… – отмахнулся мужик. – Много чего… Я по плотницкому делу.

– Дома строишь?

– Я и дома, и церква строил. Мне все подручно. В моих руках топор как игрушка детская.

– Хорошо.

– Еще бы! – Ефрем помолчал, глянув исподлобья. Изучающе. И решил, что сейчас можно и самому нового знакомого попытать. – А ты вот, Тимофей, откуда пришел?

– Из Сибири я сейчас.

– Прямо из Сибири? – недоверчиво протянул Ефрем.

– Из самой, – усмехнулся казак, забавляясь неверием собеседника. – Я с Воейковым на Кучума ходил. Слыхал про такое дело?

– Как же, слыхал, – уважительно отозвался Ефрем. – Только ты что-то без сабли, как обычно, казаки здесь ходят.

– Я у знакомого купца остановился. Там все и оставил.

– Добро. – Ефрем многозначительно уставился на пустые чарки.

Новый знакомец ему начинал нравиться. И чего это он сразу кинуться на него хотел? И придет же такое в голову! А ведь трезвый еще был.

– Я твой взгляд, земляк, понял, – добродушно сказал Тимофей. – Сейчас еще возьмем.

Гомон вокруг них становился все сильнее. Ефрем, захмелев, уже позабыл про свой зарок уйти из кабака после первой чарки.

– Лес там, знаешь, какой? – говорил, наклонив голову, казак. – Войдешь – назад не воротишься!

– Как же ты вышел? – пьяно рассмеялся Ефрем.

– Дурак, я один не ходил! – подмигнул ему Тимофей. – Один человек там не жилец!

– Так что ж вы Кучумку так и не взяли? Ить, говорят, он к ногаям ушел?

В голосе Ефрема слышалось некое злорадство. Хотя чему он мог радоваться – непонятно. Тимофей, однако, подобрел. И злой насмешки в словах плотника не слышал.

– Он хитрый, – поскреб пальцами по мокрому столу, как бы изображая некое ползущее существо, способное укрыться где угодно. – Если Ермака смог одолеть, вишь ты, его так просто не возьмешь, – задумался казак. – Но жизни ему мало осталось.

– Откуда ты знаешь? Ты что, пророк?

– Я не пророк! Так воевода сказал.

– А ты ему веришь?

– Воейкову? – Тимофей снисходительно посмотрел на Ефрема, чувствуя в нем земляного червя, не знающего воинской службы, а стало быть, не способного оценить поступков и действий тех, кто ежедневно рискует своей жизнью, подчас за малую плату. – Я ему верил, как отцу, это правда.

– А чего ж тогда ушел?

– Я долго на одном месте не сижу, – улыбнулся казак своим мыслям. – Я птица перелетная.

За соседним столом разгоралась нешуточная ссора. Тимофей туда почти не смотрел. А Ефрем нет-нет да и глянет.

Молодой парень, чуть помоложе Тимофея, что-то упрямо доказывал своим приятелям. Но, похоже, настоящими приятелями они ему не были.

Парень поднялся было со своего места, так один, здоровый, плечистый, сразу вдарил его в лоб. Парень покачнулся, но не упал. И бросился на обидчика. Но двое других сразу подмяли его, стукнули головой об пол.

– Эй, Шпыня, ты не буянь! – крикнул кабатчик, мужик здоровый, плечистый.

Он, вероятно, знал кого-то из этих троих.

– Ничего, обойдемся, Игнат! Мы его сейчас уберем!

Трое мужиков подняли бесчувственного парня и вынесли вон из кабака. Потом как ни в чем не бывало вернулись к своему столу.

Пьянка продолжалась.

– Грей помалу!

– Зубы убери!

– На Смоленской дороге стрельцов побили.

– Эх, меня там не было…

– Тебя бы в печку засунули и зажгли! – Безудержно хохотал один из мужиков. – А дым аж над самым Кремлем!

Какой-то низенький паренек дурашливого вида, с густой копной нечесаных волос, затянул песенку:

– Как за Яузой-рекой стоит лошадь день-деньской! Кто увидит эту лошадь – тот изводится тоской!