Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

Утром огнищане на том же взгорке вырыли яму, чтобы впредь люди, едущие по дороге, огибающей холм, могли приветствовать старого мельника, а он с высотки глядел на свою мельницу, плотину и озеро, где живут Русалки с Водяником, плавают рыбы и всякая живность.

Когда яма была готова, мужчины вынесли старика и уложили в колоду-лодию, дно которой было застелено чистой холстиной, а под голову положили небольшую подушку, набитую душистыми травами.

Мирослав подошёл к скорбной, пахнущей свежесрубленным деревом лодии. Водослав лежал будто живой, только лицо его было слишком бледным и каким-то необычайно умиротворённым, какое не бывает даже у глубоко спящего человека. Даже уродливые шрамы не портили его отрешённо-спокойного выражения. Казалось, будто старый Водослав, уйдя в глубокие раздумья, постиг сокровенный смысл жизни и смерти, и теперь ему до всего прочего нет никакого дела.

Отрок положил рядом с дедушкой кресало и мешочек отборного зерна, которые протянул ему старый огнищанин. Хотели положить также меч Водослава, который был прежде храбрым воином, но тот же старый огнищанин сказал, что так делают, когда некому передать оружие. А у старого волхва есть преемник – Мирослав, которому оружие останется как память, да и сгодиться может в этой жизни не раз. Остальные молчаливыми кивками выразили своё одобрение. Волховской знак и обереги уже были надеты на шею Водослава.

Постояв с минуту молча, мужчины по знаку старого огнищанина подняли колоду и на плечах понесли её к погребалищу. Мирослав, засунув за пояс дедов меч, нёс вместе со всеми ладью скорби. Женщины утирали слёзы, – они не раз обращались к волхву за помощью, а уж мука и крупа, смеленные на Водославовой мельнице, были такие, что во всей округе не сыскать. Теперь старик ушёл, и каждый почувствовал какую-то часть сердца осиротевшей. Даже вода на плотине сегодня не журчала весело, как обычно, а тихонько изливала печаль, и струи, казалось, пели песнь прощания с Водославом.

У вырытой могилы в последний раз попрощались с волхвом, сказали ему добрые слова, попросили не забывать и помогать из Ирия добрым советом. Мирослав вслед за другими коснулся сухими горячими устами чела Водослава:

– Прощай, дедушка!

Ладью накрыли крышкой, выделанной из мягкого липового дерева, на которой были вырезаны знаки воды и солнца, которым верно служил старый волхв Водослав. Бережно опустили на верёвках в яму заострённым носом на заход солнца – в страну вечной Нави.

Когда могилу засыпали, женщины принесли молодой дубок, выкопанный вместе с корнями, и Мирослав посадил его у ног погребённого.

Юноша делал всё, что ему говорили, но сам пребывал будто в каком-то колдовском полусне. Словно издали слушал он добрые слова о старом Водославе, о его ратных подвигах и волховской силе. Слушал всё, что говорили у могилы и потом, когда ели поминальную страву за столом под старой грушей. Не чувствуя вкуса, ел кутью из пшеницы с мёдом, глядя на нетронутую миску, поставленную в том углу, где обычно сидел дедушка, и за всё это время не проронил ни слова.

А когда все разошлись-разъехались и он остался один, Мирослав, не заходя в избушку, пошёл на сеновал и упал лицом в душистое сено. Он не желал никого видеть и ничего делать. Его будто прорвало – и слёзы ручьями полились из глаз.

Он пролежал так до самого вечера, и только рёв голодной коровы и кудахтанье некормленых кур заставили его подняться. Насыпав зерна несушкам и подоив Берёзку, он опять ушёл на сеновал и забылся до утра. На следующий день он так же, будто во сне, делал привычную работу, а потом лежал на сеновале или сидел на лаве под грушей, глядя невидящим взором на озёрную гладь. Когда тоска и боль от звенящей пустоты сжали сердце так, что оно, кажется, готово было остановиться, Мирослав встал и, пошатываясь, будто пьяный, побрёл к погребалищу. Долго сидел подле высаженного молодого дубка, осторожно касался присохших комьев на могильном холмике и тихо плакал.

– Дедушка, завтра я опять к тебе приду! – горячо прошептал отрок, когда уже совсем стемнело, ещё раз провёл ладонью по земляному холмику и, встав, поклонился.

Через три дня к мельнице подъехала телега с зерном. Пожилой огнищанин с сединой в висках и бороде подошёл к Мирославу, слегка хлопнул его по плечу и сказал:

– Ну что, молодой мельник, теперь ты у нас за Водослава остался, давай трудиться! – Он легко подхватил куль с зерном и понёс его на мельницу.

Мирослав помедлил и пошёл вслед за огнищанином.