Вальдемар Крюгер - Чита – Харбин

Наскоро пообедав, принялись копнить. Отдохнувшие за три дня кони похоже даже обрадовались возможности потаскать волокушу.

Конная волокуша (или толкающие грабли) представляла из себя бревно квадратного сечения, длиною примерно в полторы сажени. На концах бревна располагались два катка (лыжины). По всей длине бревна имелись восемь отверстий, куда были вставлены плоские заостренные деревянные зубья, длиною в сажень. К верхней части (бревна) были прикреплены стойки с оборудованными перилами, служащими для задержки собираемого сена. С обеих сторон бревна- волокуши при помощи постромок были впряжены лошади. Волокушу-грабли устанавливали в начале валка и тащили зубьями вперед. Сено, удерживаемое перилами, собиралось на гребне. При заполнении волокуши ее подвозили к месту складирования в стог.

Такой метод уборки сена имел преимущества, позволяя значительно сократить объем ручного труда, имея однако недостаток, заключающийся в весьма неудовлетворительном качестве сгребания сена. Попросту говоря, после прохода конной волокуши часть сена оставалась лежать на своем месте или вываливалась на пути к стогу, «радуя» ручных грабельщиков.

Этим и занималась сейчас Анисья, подскребая оставшееся несобранным и выпавшее из волокуши сено. Конями правил Сергунька, Мишка и Степа орудовали деревянными вилами, подавая навильники пахучего сена на копну. Из ближних валков к копне носили вручную, с дальних подвозил волокушей Сергунька. Сергей стоял на стогу, топча и укладывая сено. Такие «топтаные» копны меньше садились и проливались дождем. Работа кипела, и неизвестно, кому из Нижегородцевых было легче; снующей пчелкой Анисье, мечущим навильники на копну Мишке и Степе, или укладывающему сено Сергею. Но одно можно было сказать точно – самым важным на покосе чувствовал себя Сергунька, управлявший двумя лошадьми. Его неокрепший голосок звенел серебряным колокольчиком, заставляя других улыбаться и трудиться с удвоенной силой. Сила солому ломит, сообща осилим. И действительно, словно по мановению волшебной палочки, преобразился сенокос. Семь копен-добрых молодцов выстроились в неровный ряд, один одного краше.

С хорошим настроением уезжала до смерти уставшая и счастливая Анисья в село. Глянув напоследок на своих мужиков, взобралась, подсаженная мужем в седло, и покачиваясь от усталости, пустила Рыжку рысью по направлению к дому. Садящееся солнце окрасило киноварью макушки далеких сопок, а мимо тянутся вереницей колосящиеся поля, пестрящие цветами елани, скошенные покосы, и где-то там, за спиной, остались их первые в этом году копны. Сколь их нужно будет еще поставить, сколь пота пролить, чтобы казачке Анисье Нижегородцевой быть счастливой как в этот, самый заурядный в череде забот день.

Две недели сенокоса пролетели для Степы и Глаши как один миг. Весь день работали они не покладая рук на покосе: косили, гребли, копнили, ожидая с нетерпением вечера, чтобы жечь костер у Шаманки и идти вдвоем под луной, взявшись за руки к стану. Неумелые поцелуи ночных свиданий, и говорящие больше любых слов взгляды, при казалось случайных встречах на стане и у ручья.

Последние три дня Степа с Глашей были вместе весь день. Завершая страду, метали сено в зароды. Могойтуйцы, как добрые казаки, всегда выполняли тяжелую работу сообща, помогая друг другу. Первый день Нижегородцевы, сметавшие свое сено в копны, пришли на помощь Рукосуевым. С раннего утра гребли сено в валки, ближе к обеду принялась копнить. Словно муравьи набежали помощники, волоча сено к стогу-муравейнику, росшему не по дням, не по часам, а по минутам. К вечеру весь покос был утыкан «муравейниками», а усталые и счастливые муравьи провожали глазами вечернюю зарю, сулящую им и на завтра жаркий солнечный день. Погода не подвела, стояла ведренная, радуя хозяев зеленым сеном.

Следующие два дня метали сено в зароды. Сошлись в один веселый суглан четыре семейства, чаевавшие у одного костра. Сено, что есть тащи, все в зарод мечи!

Ребятишки подвозили на лошадях копны, подтаскивая их обведенной вокруг веревкой. Мужики и бабы взялись за вилы, девчата подскребали клочки сена. На зароде стоял Сергей, любивший и умевший вершить зароды. То еще не сено, что стоит в копнах. Оставь его так, постоит месяц-другой, и останутся почерневшие под дождем лепехи, а сложенное в хорошо завершенный зарод обрадует оно хозяина зимой, когда приедет он на лошадке и скидывая кипы пахнущего медовым разнотравьем сена, вдохнет полной грудью духмяный аромат лета и скажет довольно «Ух и приятственный дух же, сам бы ел!».