Валерий Кормилицын - Держава (том первый)

— Сейчас и у тебя такой будет, — горестно взвыл Дубасов. — Ещё, едрёный шмель, товарищ называется… Никогда не успокоит.

— Вот как друг и говорю жёсткую правду. Кто ещё скажет? — незаметно, за приятными разговорами, добрались до дачи.

Рубанов, как оказалось, зря волновался. Нашлось много желающих высказать «жёсткую правду».

Первой была Ольга.

Хотя Аким, поздоровавшись, и напомнил ей о светских манерах и деликатности по отношению к полководцу, его советы она трижды проигнорировала, и самым беспардонным образом.

— Юнкер, а что это вместо моей, вы свою руку целуете, — начала миролюбивый монолог. — Ах, верно оттого, что окривели…

— Какой комплимент, сударыня… Чтоб вам такой на свадьбе отвесили, — заступился за товарища Аким. — Мадам Светозарская бы сказала, что это всё от недостатка воспитания у современных девиц… Этих, тэ–э–к ск–э–э-ть, эмансипе-е…

У Ольги яростно засверкали глаза.

— Юнкер, сейчас же извинитесь, — набросилась она уже на Акима.

— И не подумаю, — стал тот в позу. — Елозящий червяк пусть перед тобой извиняется, — насмешил Натали. — Или жабочка, — поцеловал ей руку.

— Сударь, вы сегодня весьма раскрепощены и самоуверенны, — высказала двусмысленный комплимент Натали.

Подходя к её маме, Аким задумался, хорошо это или не совсем.

«На войне–то точно хорошо», — пришёл он к успокаивающему выводу.

— С одной стороны глянуть — вылитый янычар, — пожал руку окривевшему юнкеру Бутенёв.

«Так бы и рубанул саблей», — закончил его мысль Рубанов.

— Вы, весьма воспитаны в своих училищах.., — всё не могла успокоиться Ольга.

— Да! У нас очень строгие и серьёзные отцы–командиры… А мы все в них, — под поощрительные кивки капитана, произнёс Рубанов, и тут, к дичайшему своему удивлению, увидел подполковника Кускова, раскланивающегося с хозяйкой дома.

Внешний облик ротного наставника Павловского военного училища, конечно, желал лучшего.

Дубасов, на всякий случай, вытянулся во фрунт, а вспомнивший слова подполковника о «приглашении в одну семью», Аким, прошептал Ольге:

— А вот и наш отец–командир…

— Так я и думала, — отвернувшись, прикрыла ладошкой рот, чтоб скрыть охвативший её смех.

— Слава Богу, мадам Светозарская хоть немного на тебя повлияла, — похвалил девушку Рубанов.

— Дмитрий Николаевич, дорогой, — приняв позу хвастающегося рыболова, воскликнул капитан Бутенёв. — Дай я обниму тебя… Словно в молодость попал… И отца твоего вижу… Уже подполковник, — тискал похмельного Кускова. — А я тебя вот таким помню, — жестом рыболова–обличителя, показал ма–а–хонькую рыбёшку, почти сведя ладони.

— Да вот.., три дня тому.., как пожаловали.., — старался не дышать на пожилого человека бывший капитан.

— Поди гу–у–ди-и-шь?! — с огромной долей зависти произнёс Константин Александрович. — Помнится, когда мне… высочайше… капитана пожаловали, весь батальон неделю проспаться не мог… Знакомтесь, — спохватился он, — Кусков Дмитрий Николаевич. Сын лучшего моего друга и командира, полковника Кускова Николая Олеговича. Сейчас ещё молодёжь подойдёт, и за стол, — обнадёжил попавшего в руки Зинаиды Александровны офицера.

Своих юнкеров, на первых порах, он не узнал, а когда сфокусировал на них взгляд, спохватился:

— Что, за мной из штаба прислали?

— Никак нет! — пришёл в себя Дубасов. — Мы тоже в гостях.

— А что это у тебя с лицом? — только сейчас разглядел отёкший глаз юнкера.

— Веслом случайно засветили, ваше высо–о–коблагородие, — под тайный смех Ольги, выкрутился Дубасов.

Сюрпризы на этом не кончились, а только начались. Словно на Рождество.

Следом за подполковником пожаловали: его сиятельство Игнатьев, с «благородным господином корнетом» из Николаевского кавалерийского училища.

— Знаю я этого кавалериста… В прошлом году наездника в уборную возил, — ехидно ухмыляясь, зашептал Дубасову Аким, немного умастив его исстрадавшуюся душу юнкерским нектаром.

Ольга подозрительно оглянулась на друзей и представила графа, а тот — кавалериста:

— Портупей–юнкер Фигнер Дмитрий Серафимович.

— По кличке «Конь», — зашептал Акиму повеселевший уже Дубасов.

— Какая замечательная партизанская фамилия, — сделал умозаключение Бутенёв. — А легендарный партизан отечественной войны 1812 года Александр Самойлович Фигнер не ваш родственник?

Кавалерист хотел сказать: «Никак нет», но чтоб возвысить себя в глазах окружающих, пошёл на подлог: