Валерий Кормилицын - Держава (том первый)

— Да, да, Верочка, очень симпатичный и воспитанный, молодой человек, — поддержала племянницу Зинаида Александровна.

На этот раз Аким заполыхал цветом первой боевой офицерской награды.

Не проникшаяся торжеством момента Ольга, с усмешкой оглядев юнкеров, сделала наивное лицо и спросила, ни к кому из мужественных воинов конкретно не обращаясь:

— А что, господа павлоны, вы ночью под дождём сюда добирались? Вся форма в брызгах…

«Во, язва питерская», — проигнорировал несущественный её вопрос Аким, а Дубасов принялся пространно обьяснять ситуацию, рассказывая, как Рубанов, впав в детство, потряс здоровенный дуб, и целый водопад воды обрушился на них.

— Хорошо хоть не желудей, а то бы засыпало обоих, и до сих пор не добрались бы, — в своём родном, язвительном духе, продолжала Ольга.

— Дамы, хватит смущать гостей, пора и за стол, — разрядил обстановку, и, на правах главы семейства, предложил Константин Александрович.

Во время обеда капитан успел рассказать ещё несколько случаев из своей боевой юности.

Аким украдкой глядел на Натали и смущался, когда встречался с ней взглядом. На Ольгу он не обращал ни малейшего внимания, отчего та просто бесилась и язвила напропалую, в основном донимая Дубасова.

Снова пошёл дождь. Из небольшого палисадника перед террасой пряно запахло цветами и зеленью.

Капитан вновь закашлял, вытащив из кармана платок.

— Сыро сегодня здесь, пойдёмте в зал чай пить, — с тревогой глянув на мужа, произнесла Вера Алексеевна и, отставляя стулья, все стали выходить из–за стола.

Вечером, прощаясь, Аким и Натали стояли на балконе и глядели на покрытое тучами небо, на туманную даль озера, на близкий лес и, разговаривая, Аким близко придвинулся к девушке, но она не отстранилась, а доверчиво положила руку на его плечо и чуть подумав, поцеловала в щёку.

— Как стыдно! — через секунду произнесла она, наблюдая, как краской счастья зарумянилось лицо юнкера.

«Начинает понимать, что не безразличен мне, — внутренне улыбнулась Натали, — ну отчего все мужчины такие тугодумы», — почувствовала на своих губах нежные губы любимого.

— Всё–всё–всё, — отстранилась от Акима, — это уже лишнее. В следующее воскресенье ждём на музыкальный вечер, — улыбнулась ему.

— Представляешь, Рубанов, — всю обратную дорогу расстраивался Дубасов, — Ольга на следующее воскресенье графа Игнатьева пригласила. Откуда только знает этого клизменного шаркуна, и по совместительству — дудергофского утопленника… Ну-у ка–а–а-кже, душечка гра–а–ф-ф… А я кто? — злился он, срубая веткой головки цветов.

— Не только триппер, но и сарказм — заразная болезнь, — глубокомысленно произнёс Рубанов. — Вот вы, юнкер, её и подхватили от Ольги…

— Да тьфу-у на твой солдатский юмор! — яростно колошматил какой–то особенно стойкий цветочек.

«Наверное, представляет, что Игнатьева лупит», — улыбаясь, подумал Аким.

— Ты себя не прибедняй. Там какой–то паж… А здесь портупей–юнкер роты Его Величества. Чувствуешь разницу? — морально поддержал товарища Аким.

В последние недели училищной жизни, юнкера старшего курса чувствовали себя почти офицерами.

Даже святая дисциплина начала катастрофически падать.

Проводить утреннюю или вечернюю поверку для фельдфебеля Зерендорфа становилось мучением, если рядом не было Кускова.

Построив утром перед бараком царёву роту, он начинал перекличку:

— Антонов!

— Я–о–а-а!

— Дроздовский! — тяжко выдыхал Зерендорф.

— А–а–з е–е–сьм! — гудел тот.

— Колчинский!

— Я–у–у-п! — несуразным возгласом обозначал своё присутствие юнкер.

«Влепить бы тебе наряд не в очередь», — мысленно злился Зерендорф, а вслух выражал своё мнение всегда одинаково:

— Господа! Когда станете ротными, желаю, чтоб ваши солдаты вам так отвечали.

Представив такой ужас, юнкера некоторое время по–уставному «якали», но потом дурь брала верх, и снова начиналось:

— Пантюхов! — называл фамилию взбодрившийся было Зерендорф.

— Ю–ю–ю!

— Пантюхо–о–в! — классически завизжал фельдфебель. — Бородавку тебе на…

— Стволе нагана! — подсказал Дубасов.

— На носу! — уточнил уже нормальным голосом Гришка Зерендорф.

— Рубанов! — с беспокойным ожиданием уставился на будущего однополчанина Зерендорф.

Тот превзошёл все его ожидания.

— Ё–ё–ё-п! — выкрикнув, Аким даже сам опешил и покраснел, под молчаливым вопросительным взглядом, склонившихся буквой «Г» в его сторону, юнкеров.