Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга пятая

– Это не может быть рак, – Ева ощутила спазм внутри, – но она страдает, ей плохо. Она совсем одна, – Ева едва справлялась с болью, – ее оторвали от семьи, лишили любимого человека, она больше не хочет жить…

За дверью заверещала сирена, на столе замигала красная лампочка. Ева вспомнила инструкции тюремного доктора. Нажав кнопку, она заставила себя выпрямиться.

– Бедная девушка, как ей больно, – Ева повернулась, – надо ее поддержать, – доктор Горовиц едва удержалась на стуле. Плохо стриженые темные волосы свисали на серое тюремное платье, под голубыми глазами девушки залегли тени.

– Здравствуйте, – Ева велела себе говорить спокойно, – присаживайтесь, пожалуйста, – она надеялась, что медицинский кабинет не оборудовали камерами или жучками.

– Надо понять, что происходит, – Джеки Царфати неловко опустилась на стул, – почему она оказалась в тюрьме, – дождавшись, пока дверь закроется, Ева неслышно шепнула:

– Не бойся, милая. Я здесь, чтобы тебе помочь.

Пыльный ветер бродил среди одинаковых бетонных прямоугольников студенческого городка. Занятия в университетах Израиля начинались после Суккота. В вестибюле общежития аспирантов на пробковой доске желтели старые рукописные объявления о продаже велосипедов и поиске соседей для съема отдельной квартиры.

– Немудрено, что все хотят отсюда выехать, – Ева скептически осмотрела захламленную комнату, – как Фрида здесь помещается с двумя детьми? – судя по всему, кузина не обременяла себя уборкой.

На узкой кровати среди скомканного постельного белья валялись мятые вещи. Матрасики двойняшек прислонили к стене, рядом с разбросанными игрушками и еще одним ворохом детской одежды. На окнах темнел слой пыли. К комнате прилагался, как о нем подумала Ева, кухонный угол и выложенный плиткой душ.

– То есть дырка в полу и кран, – хмыкнула Ева, – ладно, я жила и в худших условиях…

Завтра она читала лекцию в местном госпитале Сорока и встречалась с университетскими преподавателями.

– Но сегодня у меня свободный день, то есть вечер, – женщина вытащила из кармана шорт пачку сигарет, – хорошо, что так, мне надо подумать…

Кухонный угол выходил на опоясывающий здание балкон. Над плоскими крышами торчали антенны, ветер трепал развешанное на веревках белье. Рыжее солнце медленно закатывалось за горизонт. Стоящий на улице джип Евы еще не успел запылиться.

– Машину даже помыли, – поняла доктор Горовиц, – вообще они предупредительные ребята, – высадив ее рядом с общежитием, водитель правительственного джипа уважительно сказал:

– Хорошего вам вечера. Может быть, доставить вас до магазина или, хотите, я привезу фалафель с хумусом? – Ева отмахнулась.

– Не волнуйтесь, я справлюсь, – она надеялась, что в шкафах у Фриды найдется какая-нибудь еда. Похлопав дверцами, доктор Горовиц обнаружила только початую пачку кофе и открытую бутылку дешевого американского виски. Ева одернула себя.

– Она знает, что делает, она взрослая женщина. Вряд ли Йони с Эммой недоедают, а что касается выпивки, – Ева повертела бутылку, – не мне ее осуждать, у меня никогда не было детей, – она вспомнила свой аккуратный почерк в истории болезни.

– Это распространенное осложнение, – обнадежила она Джеки, – бояться нечего. Эндометриоз может вызвать бесплодие, – Ева увидела в глазах Джеки тоску, – но не волнуйся, у тебя все будет хорошо. Боли скоро пройдут, милая, – всю дорогу от неизвестных ей пустынных скал до Беэр-Шевы Ева боролась с тошнотой.

– Это только начало, – напомнила себе доктор Горовиц, – я могу избавить Джеки от болей, – каждое такое лечение стоило Еве собственных страданий, – но я не имею права бросить ее на произвол судьбы, – во время осмотра Джеки быстрым шепотом рассказала Еве, в чем ее обвиняют.

– Я не убивала Шауля, – запавшие глаза девушки набухли слезами, – я никогда не подняла бы руку на моего наставника. Я уверена, что его убил другой человек, Ева, – смуглая рука доктора Горовиц дрогнула, ветер унес серый столбик пепла.

– Мой отчим, – Джеки всхлипнула, – мне в руки попали фотографии, компрометирующие его. Шауль должен был отослать снимки в Израиль, но его убили, – Джеки закусила губу, – и я не знаю, что случилось с фото, – Ева ткнула сигаретой в переполненную сгоревшими окурками консервную банку.

– Джеки ни в чем не виновата, – доктор Горовиц выпрямилась, – и я не успокоюсь, пока не вытащу ее из тюрьмы, – одеваясь, девушка робко сказала: