Леонид Корнюшин: На распутье

Развеяв прах коварного лжеца {2} 2 Развеяв прах коварного лжеца … — Имеется в виду прах Лжедмитрия I — Григория Отрепьева. 17 мая 1606 г. заговорщики, возглавляемые Василием Шуйским, ворвались в Кремль. Самозванец, обороняясь от них, выпрыгнул из окна, зацепился за строительные леса и упал на Житный двор с высоты 30 футов. Он разбил себе грудь, голову, вывихнул ногу. Заговорщики нашли его, Григорий Валуев выстрелил в него из короткого ружья и убил наповал. Разъяренная толпа била безжизненный труп палками, камнями, топтала ногами. Тело самозванца, обезображенное так, что нельзя было распознать знакомых черт, пролежало два дня близ Лобного места. На самозванца надели маску, вложили дудку и волынку в знак любви его к скоморошеству, измазали дегтем и всякой дрянью. Затем труп бросили в яму, куда складывали нищих, замерзших и опившихся. Но по Москве поползли слухи, что, пока тело его не будет уничтожено, «не избыть беды Московской земле». Несчастное тело вырыли, провезли через Москву и сожгли за Серпуховскими воротами, на месте, называемом Котлы. Оно не сразу поддалось горению, поэтому его вытащили, изрубили на куски и опять бросили в огонь. Потом пепел собрали, всыпали в пушку и выстрелили в сторону Польши, откуда пришел названный Димитрий. , Московское государство оставалось сиротою; на выборном царе, на Борисе, при всем его недюжинном государственном уме, порядком-таки обожглись, а монах — проходимец Гришка Отрепьев подлил такого масла в огонь, что никак не могли очухаться. Дело было худое. Не обожглись бы на Борисе — не пахло бы и самозванцем. Рыжий проходимец чуть было не натворил таких бед, что России для отмывания грехов хватило бы на век. Но Господь не попустил, не испепелил, не завалил до конца государство: оно лишь чувствительно похилилось набок и как-то пористо поползло. Станового хребта сатана-Гришка, однако, не сломал.

Князь Василий Иванович Шуйский {3} 3 Князь Василий Иванович Шуйский… (1552–1612) — русский царь в 1606–1610 гг. Происходил в восьмом колене от Дмитрия Суздальского, спорившего с Дмитрием Донским о великом княжестве, был внуком Андрея Шуйского, казненного Иоанном Грозным, и сыном боярина-воеводы Ивана Андреевича Шуйского, убитого шведами в 1573 г. в битве под Лоде. после гибели Отрепьева и разгрома поляков в Кремле вернулся в свой дом, однако беспокойный и хмурый. До сего дня ему не приходило и в голову — самому примерить Мономахову шапку. Он так говорил своим ближним. И Василий Иванович не кривил душой. Когда Шуйский вместе с заговорщиками ворвался в Кремль и самозванец со сломанной ногой лежал под стеной, а его верный друг Басманов, исколотый мечами, лежал, уже бездыханный, около крыльца, когда задуманное удалось — сам Шуйский горел только одним желанием: покончить с расстригой и выгнать из Москвы поляков. То было великое благо для России — единственное, что удалось Василию Ивановичу за свою жизнь.

Княжна Мария Буйносова-Ростовская, на которую Василий Иванович имел виды, находясь на положении невесты, приехала в каптане [1] Каптана — крытая зимняя повозка. из родительского дома следом за ним. О том, что произошло в Кремле, толком она еще ничего не знала. Мария, в цветущих юных летах, имела породистую осанку, так что отец говорил:

— Как ей не быть такой: мы-то, чай, от древнего рода князья — не чета теперешним выскочкам.

Рослая, полногрудая, с овсяным снопом волос, с глазами, подернутыми дымкой, княжна мало подходила невысокому, не по годам старому, с рябоватым бабьеобразным лицом, да вдобавок подслеповатому Шуйскому. Но мать, отец и ближняя родня делали все ради того, чтобы они соединились. Знатный род Шуйских со всем их богатством и возвышение Василия Ивановича зело прельщали семейство Буйносовых-Ростовских. Красавицу княжну в сенях встретила тетка Шуйского, смотревшая на брак царя с этой необъезженной кобылицей, как она ее называла, не иначе как на злосчастный, но, зная отношение Василия Ивановича, помалкивала, не говоря ничего против.