Алан Фостер: Флинкс на распутье

Посвящаю эту книгу всем читателям, которые с 1972 года следили за приключениями Флинкса и Пип и ждали их возвращения. И особенно — Бетти Баллантайн, которая первой увидела в них (и во мне) потенциал и помогла нам, всем троим, реализовать себя.

Если бы не страстная, сопровождаемая бурной жестикуляцией речь пухлого розовощекого человека со щеткой волос на макушке, вы бы вряд ли обратили на него внимание, поскольку внешность его была заурядна. В иных обстоятельствах пятеро его приятелей, отличавшихся друг от друга только цветом кожи и возрастом, показались бы столь же невзрачными. Пожалуй, лишь одного из них можно было отнести к разряду физически сильных людей. Все они родились на разных планетах, и каждый прожил жизнь по-своему. Но в этом не было ничего удивительного, а тем более замечательного.

Зачем собрались они в этой тесной комнате? Ответ прост. Сюда их привело Дело, которому они служили с фанатизмом, — тем самым слепым фанатизмом, что подчас бывает тверже эпоксена или дюралесплава. Они свято верили в правоту своего Дела, были убеждены, что правда на их стороне, и ради него пожертвовали бы своей жизнью.

Вот и сейчас они в буквальном смысле слова преобразились, сбросив свои повседневные маски с такой же легкостью, с которой ящерица сбрасывает кожу. Они считали себя крестоносцами идеи и были исполнены воодушевления.

Каждый вносил в Дело свой особый вклад. Оратор давал деньги, сидящий напротив него — силу и ловкость, сидящий по левую руку — свою врожденную хитрость. И все шестеро дополняли друг друга, горя одной и той же безудержной страстью.

Это были лидеры растущей организации, избранные для того, чтобы определить ее цели и разработать план действий.

Оратора знали в организации под кличкой Паук, которая как нельзя лучше отражала свойства его ума, но не имела никакого отношения к внешности. Когда он говорил о Деле, от напускного добродушия не оставалось и следа: глаза вылезали из орбит, а рот кривился в злобной усмешке.

Никто из них не знал настоящих имен своих товарищей. Так было надежней. Они взяли себе клички: Флора, Ящерица, Ормега, позаимствовав их у мира животных и растений, которые брались защищать с маниакальным рвением. Экология стала символом их веры. Они молились ей, не зная колебаний и не задавая вопросов. Их система взаимоотношений, казавшаяся неестественной, была для того и создана — чтобы сохранить естественность отношений между видами, которую цивилизация Содружества вознамерилась уничтожить во чтобы то ни стало.

Таковы были их воззрения.

И в них не было ничего криминального, чего нельзя сказать о методах, где заговорщики явно переходили границу разумного. Всех, кто не разделял их веры в экологию, они записывали в еретики, которых следовало уничтожать любыми средствами.

Уже несколько лет они терпеливо дожидались своего часа, а тем временем набирались сил и иногда проверяли их, устраивая небольшие провокации и мелкий саботаж. То срывалось производство нежелательной продукции на химическом заводе, то замораживалось на неопределенный срок сооружение шаттлпорта. При принятии ответственных решений заговорщики умело манипулировали голосами, перетягивая их на нужную сторону. В ход пускались любые средства: деньги, убеждения, а иногда и шантаж.

Так поступали они во имя Дела. И при каждом успехе их уверенность в себе крепла, а в организацию вливались новые члены. Это уже не был кружок ненормальных, от которого можно запросто отмахнуться. И для властей они стали проблемой, пусть до поры не очень существенной, но все же приведшей к тому, что труднее стало привлекать в свои ряды прозелитов. Убеждать же старых членов в чем-либо не было никакой необходимости.