ПОДГУЛЯВШИЙ. Нравится, вот и сижу! Ну и что, что все гости ушли? Ну и что, что юбиляр ушёл? / Свет в кафе гаснет. / И это – кооперативное кафе! За тройную цену! /ХМУРОМУ./ Я нынче на два юбилея приглашён был. На первом пообедал, а на втором, здесь – ну никакого аппетита. Вот и сидел, ждал, когда этот аппетит появится. / Пошатываясь, уходит. /
/ Из первого подъезда выходит ИГОРЬ ТАРАСОВИЧ ДАНИЛЮК , молодцеватый мужчина при усах и в полной пожарной амуниции. Из второго подъезда – ОКСАНА ГЕОРГИЕВНА КАРПУШКИНА , красивая, могучего телосложения дама. Оба бросают взгляд на часы. /
ИГОРЬ ТАРАСОВИЧ. Мне на дежурство, Оксана Георгиевна, а вам – на смену? Так?
ОКСАНА ГЕОРГИЕВНА. Так, Игорь Тарасович. Первую партию городских булочек мы выпекаем поздно ночью!
ИГОРЬ ТАРАСОВИЧ. Для тех, кто не спит?
ОКСАНА ГЕОРГИЕВНА. Вот именно.
ИГОРЬ ТАРАСОВИЧ. Городские – это ведь бывшие французские?
ОКСАНА ГЕОРГИЕВНА. Да, они. / Смотря вверх. / Свекровь в окно смотрит… Пойду.
/ Кивнув друг другу, расходятся. Слышится шум приближающейся автомашины. Останавливается. Хлопает дверца. Не заметив ХМУРОГО , мимо пробегает мужчина лет сорока, в рабочем комбинезоне. В руке у него куртка. Это ИГНАТИЙ СТЕПАНОВИЧ КАРПУШКИН . Оглядывается на не видимого за сценой водителя./
ИГНАТИЙ СТЕПАНОВИЧ. Я мигом! Не беспокойтесь! У приятеля одолжу и… / Вбегает в телефонную будку, набирает номер. / Что? Какой ещё, к чёрту, автоматический секретарь?! Эдик, это я, Игнатий! Ну, так как? Всё в силе? Нет, пока один. Она чуть позже явится. Ну, не так-то ведь просто солидной даме ночью из дома исчезнуть. Я-то? Да прямо с работы. К себе даже не подымусь. Оксана-то уже ушла – городские булочки они выпекают поздно ночью – а мама дома. Не выпустит. Хуже тёщи! Ну, часочка через три явлюсь. В цеху, скажу, задержался. / Смеётся. / Так, я ж и вправду задержался. Что делал? Панелевозы ремонтировал! И так, знаешь ли, увлёкся… Чуть на свидание не опоздал! / Смеётся. / У тебя удобно? Мы неприхотливы! Что? Трубы гудят? Никак слесаря не вызовешь? Ну, этим ты нас не запугаешь! Всё! Поднимаюсь! / Убегает в подъезд. /
/ Проходит минута… Появляется шикарно одетый ВОДИТЕЛЬ ТАКСИ . Оглядывается. /
ВОДИТЕЛЬ. Нет, ты погляди! Мало что за наши, за рубли его любезно сюда доставил, так ещё и… Слинял, подлец.
ХМУРЫЙ. Думаешь, не одолжит ему приятель?
ВОДИТЕЛЬ. А ты бы одолжил?
ХМУРЫЙ. А ты?
ВОДИТЕЛЬ. Бормотал что-то всю дорогу, в затылке скрёб. Ай да, Карпушкин, говорит, ай да молодец! / Махнув рукой, уходит. /
/ Слышится шум отъезжающей автомашины. Тут же из подъезда выбегает КАРПУШКИН./
ИГНАТИЙ СТЕПАНОВИЧ /о глядывается, замечает ХМУРОГО/. А, вот вы где! Извините, задержался. / Протягивает деньги. / Сдачи не надо! / Убегает обратно в подъезд. /
/ Подержав деньги на ладони, пожав плечами, ХМУРЫЙ суёт их в карман ковбойки. Из второго подъезда выходит ДИНА ДАНИЛЮК . Смотрит наверх, на одно из окон дома, потом на часы. Из первого подъезда, насвистывая, выходит увешанный фотоаппаратурой ЭДУАРД ТРОШКИН./
ДИНА /о глядываясь по сторонам /. Тобик! Тобик! Ты где? Ко мне!
ТРОШКИН. А, Дина! Хоть бы взглянуть на вашего Тобика. Что за порода?
ДИНА / неуверенно /. Ну… Он примерно такой… / Показывает руками размер Тобика. / Эдуард Леопольдович, вы что, опять на съёмку? И опять ночью?
ТРОШКИН. Как будущей журналистке – признаюсь. Хочу создать фотохудожественный репортаж о ночной жизни нашего города.
ДИНА. Я думала, существует только ночной Париж, ночной Нью-Йорк… но чтоб наш город!
ТРОШКИН / обиженно /. Очевидно, вас ещё слишком рано укладывают спать. Вы оглянитесь только! Ну, как?
ДИНА. Д-да, темно.
ТРОШКИН / ещё более обиженно /. Темно? Да что у вас со зрением?! Посмотрите направо! Это же наш район светится! А эти районы слева! Заречный! Центральный! Чем не Париж?! А посмотрите, посмотрите, как вписываются в чертёж светящихся окон на той стороне реки семь крупных звёзд большой Медведицы! А вы говорите – темно! Какая напряжённая жизнь! И это – в начале второго часа ночи! Не спит город! Не спит!
ДИНА / неожиданно для самой себя /. Вот таким вы мне нравитесь!
ТРОШКИН / даже не слыша её /. И как же я люблю его! Знаете, я себе иногда наседкой кажусь. Беспокойно вдруг за город станет, тревожно… И – закудахтать хочется, под крылья все эти дома спрятать, заслонить, как цыплят! /ДИНА смотрит на него почти с восторгом. / Но…
Читать дальше