– Он скулил, – окурок обжигал пальцы Аарона, – я помогал ему дышать, но все было тщетно, – Хана дернула горлом.
– Я не могла взять на руки моих дочерей, Аарон. Меня не было рядом, когда они умирали. Я прощалась с трупами, – слезы текли по ее лицу, – я не хочу опять прощаться с моим ребенком, – Аарон упрямо сказал:
– С нашим ребенком. Хана, милая, – он попытался привлечь к себе жену, – надо верить и молиться. Сказано, что молитва, раскаяние и дела благотворительности отменяют даже смертный приговор, – Аарон шмыгнул носом:
– И тогда она хлопнула дверью. Она сказала, что должна побыть одна, – рав Горовиц предполагал, куда могла отправиться жена. Хана почти каждый день ходила к Стене. Жена смущенно улыбалась:
– Когда мы с тобой встретились в первый раз, старуха повязала мне на руку красную ниточку, – Хана не расставалась с браслетом работы Сабины, – она обещала, что я буду жить в Иерусалиме, но я тогда ее не поняла, – Аарон слушал мирные голоса горлиц.
– Если сбылось одно пророчество, то сбудутся и другие, – упорно подумал он, – как сказано:
– Об этом ребенке молилась я и Господь исполнил просьбу мою, – голуби затрепетали крыльями.
– Помоги нам, пожалуйста, – Аарон следил за полетом птиц в лазоревом небе, – я прошу тебя, Господи, не оставь нас заботой своей, – на него повеяло спокойным теплом.
Маленькая рука легла ему на плечо, Хана шепнула: «Не вставай». Серый шелк ее платья расплескался по ступеням, Хана вложила хрупкие пальцы в его ладонь. Рядом с серебряным браслетом на тонком запястье краснела ниточка.
– От могилы праматери Рахели, – жена неожиданно улыбалась, – старуха бродила у Стены. Я дала цдаку, – Аарон поцеловал ее руку, – ты прав, – Хана прижалась к нему, – остальное в руке Божьей. Я верила, что Джо вернется домой и сейчас он возвращается. Нельзя отчаиваться, милый, я была неправа, – Аарон потерся носом о ее мягкую щеку: «Я был неправ. Я тебя люблю, так люблю, Хана…»
Они посидели, обнявшись, слушая шум просыпающегося к вечеру квартала.
Стол для женщин накрыли на беломраморной галерее, за резными ставнями. В молельном зале переливался золотом ковчег завета. Фрида осторожно высунулась наружу.
– Не могу поверить, что мы не в Меа Шеарим. Где ломаные стулья и яичный салат? – Хана весело отозвалась:
– Придется обойтись без него. Тетя Рита пожарила артишоки и сделала капонату, – на вышитой скатерти расставили антикварную посуду, – здесь еще бискотти с миндалем и настоящий эспрессо, пусть и в термосе…
После хупы Полина избавилась от атласной фаты. Лоскут ткани венчал ее заплетенные короной рыжие косы.
– Это только ради раввинов, – заметила Полина, – понятно, что я не буду покрывать голову, – Хана сидела за столом в просторном платье кремового шелка и кружевном тюрбане.
– Не будешь, – согласилась она, – но пока миньян здесь, – снизу доносились голоса, – лучше их не смущать, – после первой хупы ребецин Бергер сказала Хане:
– Стол я накрыла. За детей не волнуйтесь, потом заберете малышей из Меа Шеарим, – Сара-Мирьям обняла Хану:
– Хорошо, что вы с папой поженились, – шепнула девочка, – я очень рада. Хана, – она запнулась, – а у меня будут братики или сестрички? – женщина поцеловала ее:
– С Божьей помощью, милая. Беги, Йони и Эмма тебя заждались, – Сара-Мирьям ахнула:
– Они живут в пустыне в палатке. Они пригласили меня приехать. Сейчас каникулы, а свободное место у них есть… – Хана кивнула:
– Тетя Фрида заберет тебя на несколько дней. Завтра мы навестим Лиору в госпитале и вы двинетесь на юг, – Фрида отмахнулась:
– Где двое, там и трое. Но у нас нет ванных комнат, мы умываемся из ведра, – Сара-Мирьям встряла:
– Я могу из ведра, тетя. Правда, что Йони видел пустынного льва? – мальчик не преминул похвастаться встречей с хищником. Фрида улыбнулась:
– Скорее кота. Их много вокруг лагеря, они еду попрошайничают. Ты скоро все сама увидишь, – вернувшись к столу, женщина восхищенно сказала:
– Я и не знала, что в Иерусалиме есть итальянская синагога, – в пятидесятые годы в Израиль привезли внутреннее убранство одной из закрывшихся венецианских синагог. Молельный зал воссоздали в особняке, стоящем в Немецкой Колонии. Хана сгрызла истекающий соком абрикос.
– Я намекнула ребецин Бергер, что хочу поставить хупу, – она повела рукой, – где-нибудь в достойном месте, а остальное, как говорится, кумовство. Мать рава Бергера была из семьи итальянских евреев, обосновавшихся в стране в оттоманские времена. Он ведет здесь службы, он все организовал, – взяв руку Полины, Хана полюбовалась прозрачным сапфиром.
Читать дальше