Сергей Горбатых - По прозвищу Демон

Анри Лусто был прав! Здесь всё было английским. Вагоны, рельсы, турникеты… Всё было привезено из Великобритании. И униформу служащие метро Буэнос-Айреса тоже носили английскую! Движение под землёй также было левосторонним. У всех станций стены выкрашены в разные цвета. «Лусто сказал правду». – Признал Владимир.

На проспекте Коррьентес, почти в каждом квартале, находился, как минимум, один кинематограф. «Когда же я в последний раз смотрел фильму?» – попытался вспомнить Владимир, но не смог. – Года три назад, наверное».

В двадцать два часа, когда он вышел из отеля, по тротуару невозможно было пройти. Сплошной людской поток. Открытые рестораны, кафе, бары и кинематографы тоже. Головинскому удалось купить билет на картину «Амалия», которую показывали в роскошном «Гран Рексе».

На следующий день Владимир поднялся в первый же попавшийся трамвай, который имел табличку «27». Он заплатил контролёру три сентаво и уселся на жёсткое деревянное сиденье.

Сначала трамвай резво мчался по широкому проспекту Ривадавия, стуча колёсами на стыках рельсов и громко звеня на перекрёстках. Многоэтажные дома сменялись площадями и парками. Повсюду пестрели вывески мясных, овощных лавок, булочных, ресторанов, различных магазинов и магазинчиков.

Минут через двадцать трамвай свернул на узкую улочку с разбитой булыжной мостовой. Вскоре Владимир стал замечать странные строения из глины с крышами из сгнившего камыша… Потом исчезла и булыжная мостовая. Трамвай очень медленно ехал по улочке, состоявшей из глубоких и не очень глубоких ям. А потом остановился. Контролёр что-то громко объявил. Люди стали выходить из вагона. «Последняя остановка». – Догадался Головинский и поднялся со своего сиденья.

«Боже мой! Куда это я попал?» – подумал Владимир, озираясь вокруг. Среди куч мусора виднелись лачуги сооружённые из разрезанных на куски бочек из-под керосина. В луже лежала большая чёрная свинья. Худые собаки с облезшей шерстью с лаем и визгом дрались из-за объедков. У входа в одну из лачуг сидели несколько человек и сосали что-то из ржавой трубочки, торчавшей из тыковки, которую они передавали друг другу.

«Это они пьют мате. Смит мне много рассказывал об этом напитке и варварской традиции его употреблять. Мате – это напиток, по вкусу похожий на зелёный чай. Пьют его из высушенной тыковки, куда насыпают горсть высушенных листьев мате, а потом добавляют тёплую воду. Сосут из трубки (бомбильи) по- очереди. Александр рассказывал также, что при такой манере употребления передаются разные заболевания. Туберкулёз, например! Полностью с ним согласен: жуткая и опасная традиция!»

Две юные девушки, с вызывающе накрашенными губами и сильно нарумяненными щеками, медленно шагали, чтобы не наступить в глубокую лужу. Увидев Головинского, они принялись ему что-то кричать и посылать воздушные поцелуи. Владимир демонстративно отвернулся.

В тени чахлого дерева небритый старик в грязных лохмотьях доил худющую корову. Возле него стояли три женщины с пустыми кувшинами из жести.

Громко звеня, подъехал трамвай. Головинский пропустив всех, поднялся последним.

«Быстрее отсюда! Быстрее!»

В отеле важный толстяк лет сорока, стоявший за стойкой, вручил Владимиру ключи от его номера и сказал по – английски: «Я уверен мистер Головинский, что вам понравился наш красивый город. Ведь Буэнос-Айрес – это Париж Южной Америки».

На четвёртый день своего пребывания в Аргентине Головинский определился: «Я остаюсь! Не знаю ещё на сколько, но остаюсь. Я чувствую себя очень комфортно. Надо начинать новую жизнь».

Владимир сел в такси и поехал в Посольство Российской империи в Аргентине. Почему-то он думал, что будет сложно добиться аудиенции у кого – либо из чиновников. Но Головинского сразу же принял сам Посол- Евгений Фёдорович Штейн.

– Здравствуйте, ваше превосходительство! Разрешите представиться бывший поручик Ингерманладского гусарского полка, бывший штабс-ротмистр Корниловского конного полка Головинский Владимир Юрьевич. – Чётко доложил он вытянувшись по стойке смирно.

– Дорогой вы мой, проходите! Проходите! – Штейн, грузный мужчина лет шестидесяти, с густыми седыми волосами и бакенбардами на пол-лица вышел из-за стола и пошёл ему на встречу.

Протянул руку: «Штейн. Вы, Владимир Юрьевич что предпочитаете кофе, чай или мате косидо?»

– Кофе! Если можно? – попросил Владимир.