Сергей Горбатых - Зимний поход

Месяц июнь 1835 года от Рождества Христова. Пятеро рыбаков на старой фелюге с обвисшим косым парусом выбирают сеть. Полный штиль. Нещадно палит солнце. Вдалеке, в жарком мареве, едва просматривается песчаный восточный берег Каспия.

– Робята, щось севодня нету рыбки! – с удивлением вздохнул Николай, лысый, рябой с торчащим ушами мужичок лет тридцати.

– Да, давно такого не бывало, – согласился с ним здоровенный детина по прозвищу Оглобля, – я уж и не припомню…

– Сон мне плохой вчерась привиделся, – перебил его невысокий крепкий мужик лет тридцати пяти с красным большим носом и странным прозвищем Морок. – иду вот я, а навстречу…

– Рот закрой! Твои сны пущай при тебе и остаются! – резко оборвал того тридцатилетний Иван, старший их рыбацкой артели, – сеть надо выбирать, а не лясы точить.

– Дак я это как… – попытался оправдываться Морок, но увидев, как начала дёргаться правая щека с безобразным шрамом у Ивана, замолчал.

«Очень непонятно, рыбы совсем мало: почти нет. Как будто бы вся передохла,» – подумал Фёдор Валуев, двадцатидвухлетний голубоглазый крепыш с широкими плечами.

Он зачерпнул ладонью горсть каспийской водицы и вылил её на свою стриженную наголо голову. «И солнце печёт, мочи уже нет!» – Фёдор продолжил выбирать сеть.

Валуев уже второй год работал на рыбном промысле на Каспии. Здесь, на широких водных просторах, наконец-то, перестала ныть его душа, страдавшая по любимой жене, умершей во время родов. Долго мучился тогда он, не находя себе места. После тяжких раздумий решил Фёдор покинуть мирскую жизнь и посвятить себя служению Богу. Бросил он свою бедное крестьянское хозяйство в Новгородской губернии и подался в Свято-Юрьев монастырь, что находится на берегу реки Волхов, неподалёку от её истока из озера Ильмень.

– Ты для чего в обитель явился? Небось хочешь спокойную и сытную жизнь здесь обрести? – спросил у него настоятель, архимандрит Фотий.

– Нет, владыко! Я душу свою пришёл сюда спасать! – кротко объяснил Валуев.

– Ну раз так, то оставайся! Посмотрим на тебя! – объявил Фотий.

За целый год своего послушничества чего-то только не пришлось делать Фёдору: он пас скот, доил коров, работал на огороде, колол дрова и топил печи. А ещё читал Евангелие и Жития Святых. Был Валуев не просто грамотным, а обладал ещё цепкой памятью. После одного прочтения запоминал навсегда целые страницы текста.

До его пострига оставались несколько недель, когда ворвалась весна и выгнала остатки холодной и долгой зимы.

Запахи просыпавшейся после спячки природы, свежесть её красок настолько взволновали душу Валуева, что он уже не мог находиться в мрачной тишине монастырских стен. Фёдора стали манить цветущие луга, зелень леса и просторы Ильмень озера.

«Не смогу я вести монашескую жизнь! Никогда не смогу!» – понял он и ушел из монастыря.

Через два месяца попал Валуев на Каспий в рыбацкую артель и сразу же влюбился в море. Тяжёлый, конечно, труд. Но зато какой простор! Запах водорослей и смоляных канатов… Шум волны и наполненный свежим ветром парус фелюги. Многие из его товарищей проклинали свою судьбу, а Фёдор, наоборот, благодарил Господа за то, что он привёл его в эти места.

Все кто знал Валуева уважали за его постоянную готовность помочь, за честность, доброту и силу. За знание Священного писания и монашеский свой опыт получил Фёдор прозвище Инок.

Иван оторвался от работы, бросил сеть и, приложив ладонь правой руки к своему лбу, начал смотреть север.

– Чамра идёт! Не успеем вернуться! На берег надо! Сноровистее! Сноровистее! Давай, выбирай! Да быстрее! Чё замерли? – было видно, что Иван занервничал, что случалось с ним очень редко. (Чамра – шквальный северо-западный ветер на Каспийском море. Примечание автора).

Валуев тоже приложил ладонь ко лбу, чтобы не слепили лучи солнца, и посмотрел на север.

Оттуда, прямо на них, надвигалась чёрная туча. «Иван прав: чамра идёт. Сильный шторм, который сразу же утопит их старую хлипкую фелюгу. Поэтому и рыбы нет. Вся ушла в глубину,» – подумал он и быстрее заработал руками, выбирая тяжёлую набухшую от воды сеть.

– Да шевелитесь вы! – у Ивана задёргалась щека со шрамом, – к берегу не успеем!

Треугольный парус сильно хлопнул и сразу же надулся от сильного ветра. На руле сидел опытный Иван. Его морщинистое лицо окаменело от напряжения.