Игорь Гергенрёдер - Донесённое от обиженных

Семён Кириллович, лёжа на полу и поддерживая левой рукой правую, прицелился в окно из пистолета:

– Прочь - или я стреляю!

Тесть в сердцах ударил лбом ружейное ложе. За окном шумно двигались, с силой задевая кусты; хлобыстнуло раз-другой, третий... Стёкла мелкими осколками повыпали внутрь, пули подёргивали воздух над лежащими и слышно вонзались в стену. Байбарин подполз под самое окно:

– Ваших убью-у-у!!!

– А сам не попадёшься? - крикнули из сада.

Другой голос, низкий, с сипотцой, мрачно посулил:

– Ждите хор-р-рошего! - и сорвался в ярящийся крик: - Кар-р-ру предателям!!!

Семён Кириллович встал на колено:

– Подлецы! - и выстрелил в сад через изрешечённые ставни.

Там зашелестели кусты, никто не ответил. Издали донёсся невнятный призыв, в той стороне во весь опор проскакала лошадь. Вблизи различался сыпкий шорох шагов.

Лабинцов, с пистолетом наготове, сидел на полу и глядел на окно исступлённо-негодующим взглядом. Сбоку от подоконника, на тумбочке у стены, расплывался огарок в подсвечнике, рядом торчала незажжённая свеча. Прокл Петрович, не вставая на ноги, подобрался, зажег её и дунул на огарок.

Оставив зятя в детской, он пошёл послушать у выхода на улицу. Доносило лай собак; вдалеке прокукарекал петух, ещё дальше - второй. Потом по дороге прогромыхала подвода. «Боже святый, Боже крепкий, помози... Агнец Божий, взявший грехи мира, помилуй нас...» - неожиданно для себя начал молиться Прокл Петрович.

Он сопротивлялся дикому изнурению, что звало повалиться на пол и не вставать. Покалывало веки, в затылке тяжелела боль. Прислонившись к двери, простреленной в нескольких местах, он забылся стоя. Очнувшись, насторожился, подождал и выглянул наружу: в неверной серой полумгле были видны открытая калитка, пустая дорога, за нею очертания дома.

Следовало поглядеть, что в саду, и, пройдя на кухню, он с предосторожностями приоткрыл дверь. Птичий щебет, близкий, переливчатый, вольно грянул в уши, словно отчаянно спешил возвестить: нет тревоги. Байбарин не опускал ствол ружья.

Светало на глазах; на ближней клумбе зияли глубокие следы сапог, полегли стебли пахучей медвянки.

Он обернулся на шаги - Мокеевна, застёгивая телогрейку, смотрела на него с выражением степенной скорби.

– Пойду за доктором!

– А если они рядом? - сказал он изумлённо-растерянно.

– Теперь время не ночное - так-то не стрельнёшь! А взять с меня чего?

Он был тронут:

– Нет-нет, выходить опасно...

Мокеевна выслушала это как благодарность учтивого человека.

– Без доктора нельзя! - заключила с убеждённостью, что дело хотя и бесполезное, но достойное, и пошла в прихожую.

Прокл Петрович нагнал её и сперва выглянул сам: улица по-прежнему была безлюдна, низко нависало скучное небо. Он проводил Мокеевну до дороги и вернулся. Ноги подкашивались, коридор показался утомительно длинным. В комнате, где лежала Варвара Тихоновна, караулило давящее молчание. Анна, заплаканная, сидела на стуле около кровати, спёкшиеся губы приоткрылись с больным выражением:

– Папа, она не приходит в себя...

Его оглушило окаменелой беспамятностью пустоты. Жена, укрытая одеялом до подбородка, закрывшая глаза, казалась неживой. Он перекрестился на икону, что стояла у неё в изголовье, взялся рукой за лоб и зажмурился.

Девочки крепко спали на постланных на полу постелях. Ему подумалось об удобном, мягком кресле - а он уже полулежал в нём в мёртвом сне. Это длилось недолго, но поддержало.

Прокл Петрович услышал разговор зятя с Мокеевной в коридоре. Они вошли, и женщина сказала деловито:

– Доктор следом будет!

– А эти, - Лабинцов кивнул на окно, блестя глазами, - эти ретировались!

Мокеевна перекинулась словом с прислугой доктора, заглянула к знакомым и принесла то, что уже передалось по Баймаку, как обычно и передаётся подобное: удивительно, мгновенно и безотказно. Красные ночью в самом деле телеграфировали в Оренбург. Что им ответили, да и поступил ли какой ответ - осталось неизвестным. Но из посёлка Преображенск, который расположен в десяти верстах от Баймака, телеграфист отстучал: к ним входят казаки в большом числе... Решили красноармейцы принять в поле неравный смертный бой, а может, был у них другой план - но они стремительно выступили из Баймака.

Байбарин был один с доктором, который осматривал Варвару Тихоновну. Лицо врача выражало пристальную озабоченность.

– Печально, - он закончил осмотр, но вновь наклонился над больной. - Да-с... - дружески-участливый, повернулся к Проклу Петровичу: - Одним только могу утешить - она без сознания и не страдает. Кровоизлияние в мозг. Удар, как в быту говорят. Паралич.