Игорь Гергенрёдер - Донесённое от обиженных

«Я бы не сказал», - подумал Юрий, но удовлетворённо, с достоинством улыбнулся:

– У меня подход!

Попрощавшись, увидел мысленно, как прощался с дедом и тот спросил, когда он уезжает из города. Собрался что-то поведать? Почему не сделал этого сразу? Присматривался?.. И тут Юрий поймал догадку: старик соображал, как заарканить его просьбой - к примеру, похлопотать о прибавке к пенсии... «Хитрец старый! - подумалось весело. - Что может быть хитрее нехитрой приманки?»

– Приманка! - остерёг Прокл Петрович зятя. С улицы, откуда доносился сквозь ставни торопливый тяжёлый топот, кричали:

– Выходи-и на переговоры!!!

Байбарин приоткрыл дверь и, держась сбоку, напрягся и крикнул:

– Полезете - убьём ваших!

Снаружи всё чутко примолкло. Вдруг саданул выстрел - со стены над входом, куда стукнула пуля, осыпалась штукатурка. Тут же послышалось выразительное ругательство - явно по адресу того, кто стрелял.

Хорунжий со штуцером вгляделся через щель приоткрытой двери, приметил суету таившихся извне забора. Отступив в прихожую, приложился и спустил курок - темноту рассёк белый разящий блеск: там, куда он кинулся, вскричали пронзительно, щемяще-протяжно.

– В живот? - крикнул кто-то другой с прорвавшимся ужасом.

– Не задело его ни ...я! так обоср...ся! - осадили громко и озлобленно.

Жёсткие хлопки посыпались со стороны улицы, пуля попала в дверную щель - и тонко прозвеневший удар сказал о конце зеркала. Прокл Петрович, прижимаясь к стене, закричал, надсаживая грудь: повторил о заложниках. Стало так тихо, что стук крови слышался, будто шаги. Но тут же долетел суматошный перебой голосов: совещались, спорили. Затем раздалось:

– Даём пять минут! Выпускайте товарищей и по одному - выходи-ии!!!

Байбарин пальнул с колена и отклонился от щели - стегнула пара выстрелов, темнота насторожилась молчаливым беспокойством. Он запер вход.

– Живы ли? - донёсся возглас Мокеевны из глубины коридора.

– Живей живого! - отозвался хорунжий и сказал зятю, который стоял у стены: - Перед дверью не окажись - пробивает пуля!

Они ушли в коридор, и Семён Кириллович проговорил болезненно-надтреснутым голосом:

– Сейчас подберутся и... - мгновения пекли, доводили до боли ожога, будто он и тесть из последних сил подпирали горящим шестом что-то огромное, шаткое: вот-вот шест треснет - и повалится криками, грохотом безудержное...

– Станут ломиться, чтобы получить гостинец сквозь дверь?! - сказал Байбарин с ободряющей уверенностью.

То, что могло случиться - не с ним, а с близкими, - было так жутко, что рассудок заслонялся от представления терпеливо-мрачной злостью к тем, в кого нужно стрелять. Стрелять - думая лишь о том, чтобы попасть. Инстинктивное усилие жить только этим привело к странному и неосознанному: точно кто-то чуть-чуть отодвинул реальность и оберегает его свободу понимать, решать, действовать.

– У них - разброд! - знающе сказал он Лабинцову. - Одни пуляют - другие не дают. Не хотят быть виноватыми, если мы их начальство убьём.

Семён Кириллович поднял руку к лицу и словно бы осторожно смахнул соринку:

– Но они так не оставят...

– Им нужно, чтобы кто-то взял ответственность! - заявил тесть. - Они будут ждать телеграмму из Оренбурга: брать дом, не считаясь с угрозой жизни дорогих товарищей... чего-то в этом роде.

Семён Кириллович как-то весь подтянулся и сказал с выражением благодарности:

– Да, да-а... а такой телеграммы не будет. Предрика - это как-никак предрика. И другой - облечён их доверием, их коммунист! Да и неизвестно им - не жив ли и третий? Жертвовать тремя жизнями...

– Ты прав, - одобрил тесть, не сомневаясь в убеждённости большевиков, что меч должен карать, а над павшими товарищами должны звучать клятвы и залпы. - Может быть, перерезаны провода, - добавил он о том, на что и в самом деле надеялся, - или губкому сейчас не до Баймака.

– Я пойду к нашим, - Лабинцов измученно улыбнулся.

Тесть пошёл с ним, но тут же остановил его:

– Всё-таки им может взбрести, и они сунутся... Ты будешь глядеть за окнами в сад. Полезут - стреляй сквозь ставни!

Лабинцов давеча получил от Прокла Петровича револьвер комиссара и свой бельгийский пистолет, оружие оттягивало карманы.

– Могут попытаться дом поджечь... - он замолчал тревожно и выжидательно.

– И тем опять же вызовут, что мы убьём заложников: они понимают! - парировал Байбарин. - Ты убедился, что их - не отряд? - спросил он с лихостью в голосе.

Семёну Кирилловичу хотелось, чтобы был не отряд, и ещё обострённо-волнующе вспоминалось то, как зимой он направил пистолет между глаз оренбуржцу.