Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары M. L. C. D. R.

Бретонские наследники, приступив к делу, наняли искусного адвоката, чья риторика была весьма убедительна. Он сказал, что дозволить священнику жениться — значит оскорблять религию и поощрять заблуждения, за которые ратуют гугеноты {159} ; что не только ребенка надлежит признать внебрачным, но и мать его следует наказать за совершенное преступление против нравственности; ведь ничто-де не понуждало супругов разойтись, но коль скоро уж они посвятили себя Богу, то разрешить их от обета вправе разве что Папа; но случай, о котором идет речь, якобы куда серьезней. Отец ребенка не просто решил удалиться от мира — он был приобщен самому сокровенному из всех церковных таинств, то есть стал священником, тысячи раз приносившим жертвы ради нашего спасения, принимавшим на себя нашу скорбь при покаянии, причащавшим нас, — словом, делавшим все, к чему его обязывала столь высокая и почетная миссия. Что же случится, если оправдают его святотатство, — сколько окажется тогда ложных исповедей, бесполезных причастий и людей, не получивших милости Господней!

Я мог бы рассказывать и дальше, если б хотел привести его речь целиком. Моя сестра, присутствовавшая на заседании, смутилась и не могла не покраснеть, услышав такие оскорбления в свой адрес. Затем, когда смолк шум, поднялся ее адвокат. Он выразил удивление, что в причинах случившегося видят злонамеренность, — тогда как на самом деле тут нет ничего, кроме человеческой слабости, ибо проблема здесь не в том, что его подзащитная вернулась к мужу спустя пять или шесть лет, а в том, что последнему позволили, увидев порыв безрассудного религиозного рвения, стать священником; что Церковь запрещает разводы и человек, который сначала поклялся в супружеской верности, а затем оставил жену, нарушил слово, данное перед Богом; и ведь ранее заключенный брак — тоже таинство, которое не может быть аннулировано каким-нибудь другим таинством; к тому же родившийся ребенок похож на отца, а его появление на свет должным образом оговорено в брачном контракте, подписанном его матерью, и освящено свадебным благословением — короче говоря, если Парламент уже неоднократно постановлял, что супружество, совершенное по всем правилам, позволяет даже узаконить детей, чье происхождение не совсем ясно, то в настоящем случае существуют гораздо более веские причины надеяться на справедливое решение, ибо обстоятельства куда очевиднее, а репутация матери безупречна и не вызывает никаких сомнений.

Судьи долго совещались, что заставило нас с сестрой поволноваться, — я приехал на заседание прежде, чем последний защитник произнес свою речь. Это не помешало некоторым людям, не знавшим меня, пересказать речь первого адвоката; нашлись и такие, кто открыто осуждал нас, — нам повезло, что судьями были не они. Тем не менее они ошиблись: мы выиграли процесс единогласно, а наших противников присудили к уплате судебных издержек.

Отголоском этой тяжбы был отказ в папском утверждении господину де Вильмонте, назначенному в епископство Сен-Мало: {160} он некогда тоже разошелся с женой, но по другой причине, нежели мой зять, — из-за любовной интрижки в его бытность интендантом юстиции и королевским докладчиком; а потом свет наскучил ему, и он удалился в монастырь, посвятив себя благочестивым делам.

Описывая дело сестры, я немного отвлекся, поэтому возвращаюсь к своему рассказу и продолжаю его с тех событий, на которых остановился. Итак, допустив досадный промах при подписании упомянутого мною договора, принц Конде предпочел прибегнуть к крайним мерам, лишь бы добиться своего. Его сторонники имели не меньшие аппетиты и ежедневно собирались в Люксембургском дворце, придумывая, какими бы еще кознями заставить Королеву дать кардиналу отставку, а им самим предоставить больше власти, — это и была главная тема их собраний. При этом де Бофор и герцог де Немур продолжали оспаривать первенство друг у друга, и герцог Орлеанский с принцем Конде, чтобы погасить их спор, постановили, что главным будет тот, кто первым явится на совет. Герцог де Бофор возмутился такому жребию: он, отпрыск французского королевского дома, хотя бы и побочный, и так должен иметь преимущество перед иностранным принцем {161} . Но ему ответили, что другого не дано и ему стоит поторопиться, чтобы выполнить условие. Он послушал совета, явился намного раньше и караулил у дверей, пока их наконец не отворили.

Наконец, после стольких попыток избавиться от кардинала, принц Конде решил покинуть Париж и идти на помощь своей армии, которой угрожали более многочисленные войска Короля. Его личное присутствие, равно как и другие меры, заставили отступить графа де Миоссанса, продвигавшегося со стороны Сен-Клу, — однако, не удовлетворившись этим, принц повернул к Сен-Дени {162} , где располагался королевский гарнизон. Этот городок не имел серьезных укреплений и был легко взят — впрочем, и удержать его не смогли по той же причине. Принц Конде, знавший о нестойкости парижан еще с того времени, когда отогнал их от Шарантона, убедился, что и теперь, примкнув к нему, они не стали храбрее. Перед плохонькой крепостцой Сен-Дени они его покинули, и, последуй их примеру все остальные, он бы потерпел неудачу.