Елена Асеева - Краски жизни

– Да, готова! Я готова отдать всю свою жизнь ради того, чтобы увидеть, прикоснуться, обнять, поцеловать моего Алёшеньку!

Она прервалась и по ее спине, как и по щекам, уже в следующий момент потекла тонкими струйками водица, то ли из слез, то ли пОта волнения. Зоя даже не сразу поняла, что говорит неизвестно с кем, на пустой, одинокой улице, о самом для нее сокровенном, однако нуждаясь в том, чтобы выплеснуть все ею пережитое, дрожащим, почасту срывающимся голосом, переходящим с крика на стон продолжала:

– Да и потом разве это жертва? Потеря чего-то? Чего? Семьи, детей, мужа? Я уже все потеряла, все дорогое для меня. Моя жизнь еще едва колебалась, когда дети были рядом, но я уже тогда знала, что будущего у меня нет, оно остановилось, когда умер Лёшка. До того я жила, дышала, смеялась… До того момента я любила, а потом… Потом, сейчас и дальше лишь серость, тьма, мрак, там нет ничего. Потому я с радостью умру, уйду к Алёше, лишь бы прекратить эти нестерпимые душевные мучения.

Зоя замолчала.

Она бы хотела сказать много больше, рассказать этому странному Кириллу как тоскует по мужу, какими тяжелыми были ее первые часы, дни, месяцы, годы без него. Как одиноко находиться без него в городе, во дворе, доме, кровати… Рассказать как часто вспоминая свою Алёшеньку она плачет слизывая соль с губ, или тоскует молча, без единой капли на высохших, точно усохших глазах. Но вместо этого лишь прервалась, как и в первый раз и в последующие, не в силах рассказать о собственных чувствах, переживаниях которые связаны с уходом из жизни супруга или только духовной смерти ее самой, Зои…

– Ну, вопрос не шел о том, чтобы уйти к Алёше, как я помню… – произнес негромко Кирилл и слегка усмехнулся, будто не очень то и верил всем перечисленным женщиной страданиям, – разговор идет о том, чтобы его увидеть, прикоснуться, обнять, поцеловать и с тем отдать без раздумий оставшуюся часть жизни, – добавил он, и, подняв руку, подцепил на подушечку большого пальца мундштук папиросы. – Посему не станем, Зоенька от нашего разговора уклоняться. Итак, ты, Зоенька, так сильно любишь своего мужа, так скучаешь за ним, полагая, что мир теперь это серость, тьма, мрак и без него в нем нет счастья, а потому готова пожертвовать остатком своей жизни лишь бы его увидеть, прикоснуться, обнять, поцеловать. Подумай сейчас над своим выбором, своими желаниями, которые порой сбываются… Только не торопись.

Кирилл прервался, словно на вздохе, так что женщина замерла, ожидая окончания его речи, но тот вместо разговора сдавил мундштук теперь и сверху подушечкой указательного пальца, да выдернув папиросу изо рта, энергично качнул ее в сторону. Таким образом, он точно скинул в ту же сторону не только серую пыль пепла, но и капли огня, моментально упавшие на матово-стальную стену рыхлого туманища не просто ее озарив, а словно начертав в ней сумеречную тень. Вначале вроде как темную, впрочем, секундой погодя уже обрисовавшую фигуру сына Зои так сильно похожего на ее Лёшку. Только сейчас ее мальчик смотрелся каким-то другим, не просто юношей, а точно мужчиной, значительно повзрослевшим. Широкоплечий, крепкий с накаченными руками и ногами, наблюдаемыми даже через тонкую материю белой обтягивающей его толстовки (с длинными рукавами) и черных спортивных штанов. Он однозначно перенял от своего отца и его округлой формы лицо и средне-русые густые волосы с косматым чубом, прикрывающим большой лоб. Широкой с закругленным подбородком была нижняя челюсть сына, большим рот с блестящими красными губами, узкий с удлиненным кончиком нос, длинными, тонкие, брови, густыми, загнутые, ресницы, все словно списанное с Алёшки. Однако удлиненной формы глаза с зеленой радужкой, как и смуглый цвет кожи, сын определенно взял от Зои. Ее мальчик сейчас обзавелся не менее густыми средне-русыми усами и вовсе указывающими на его возмужание.

Сын внезапно резко присел и с той же быстротой подхватил, или только выхватил, на руки из рыхлого розовато-серого туманного сгустка фигурку ребенка, опять же моментально поднявшись, выпрямившись и прижав ее к груди. Точнее даже это был не просто ребенок, а маленькая девочка, трех-четырех лет не более. Одетая всего лишь в зеленую футболку и шортики, чье материю обильно усыпал мелкий белый горошек, который собственной белоснежностью, чистотой или только младенчеством будто ударил Зою по лицу. Хлесткая болезненная пощечина, кажется, прошлась и по глазам женщины, потому она на миг, не более того, закрыла их. Впрочем, тотчас открыла, чтобы полюбоваться этой маленькой и ощутимо родной ей в будущем крохой, так сильно похожей на нее. Точно нарочно позаимствовавшей не только удлиненной формы зеленые глаза Зои, но и форму ее лица, напоминающего рисованное сердечко, небольшой с еле заметной горбинкой нос, светло-русые бровки, реснички и даже такие же русые волосы, заплетенные в две тонкие косички, стянутые на концах поблескивающими белыми резиночками усыпанными кристальными мелкими цветами, сложенными из лепестков ткани.