Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том седьмой

– Жеребец у него, Михайло, – кузнец вздохнул, – белый аки снег и нравный, черт, но я с конями хорошо управляюсь. Подковал я коня, боярин серебро мне кинул, а я говорю – сие я сам заработаю, но вижу, что вы большой человек. Есть у меня дело, не откажите выслушать, – Демид помолчал, – он меня выслушал и спрашивает: «Ты пистолеты чинить можешь?». Здесь меня обида взяла. Могу, говорю и не токмо их, а любое оружие… – мастер ухмыльнулся:

– Прошлым годом Федор Петрович самолично ко мне приехал с сыном единственным, Петром Федоровичем и привез указ от Приказа Большого Дворца. Таперича он мой… – Демид пощелкал пальцами, Михайло помог: «Компаньон». Кузнец хмыкнул:

– Боярин тоже сие сказал. Он умеет по-ихнему, а православному такого не выговорить. Получается, что сие доля его… – обоз с курами медленно тонул в глубокой луже.

– Сие дело долгое, – недовольно добавил Демид, – ступица на колесе сломана, – он позвал босоногого мальчишку, прыгающего по доскам.

– На Воздвиженку как отсюда проехать… – Михайло знал, что именно там обосновались Воронцовы-Вельяминовы, – далеко ли… – парнишка зачастил:

– Далеко не близко, высоко не низко, как копейку подержу, дак и сразу все скажу.. – Демид крякнул:

– Далеко пойдет оголец. Держи блины, – он порылся в укладке, – хозяйка моя готовила, тебе мамка таких не напечет… – Демид оставил в Туле жену и сына, младенца Никиту.

– Тоже бы жениться, – тоскливо подумал Михайло, – в Германию я больше не вернусь. Зря, что ли, я стал православным… – он очнулся от довольного голоса мальчишки.

– Вкусные, дядя, – парень облизнулся, – мамка не напечет, она спьяну в Яузе утонула. На Воздвиженку через Красную площадь ехать надо, – мальчишка махнул вперед, – оттуда с утра народ гоняли. Должно, царь куда-то собрался, али еще что… – гулко забил церковный колокол, над крышами понесся перезвон.

– Вроде не престольный праздник, – нахмурился Демид, – что такое… – парнишка уронил недоеденный блин.

– Гонцы царские, – по Покровке неслись двое в красных кафтанах, – неужто мир заключили… – слободской люд жался к стенам изб, гонцы кричали:

– Мир, мир! Мир с Польшей.. – Демид решительно подытожил:

– Распрягаем коней, Михайло. Сегодня мы никуда не поедем, сегодня первопрестольная гуляет. Рядом изба казенная, – целовальники выкатывали на порог бочки вина, – дуй в горницу, займи место… – телега повернула в узкий проулок.

Михайло не мог избавиться от назойливой блохи. Ворочаясь на комкастом тюфяке, он пытался прихлопнуть надоедливую тварь. Чадил прилепленный к бревнам огарок свечи, из темноты доносился мерный храп Демида. После штофа хлебного вина и горшка кислых щей с ржаным хлебом они решили не отправляться на Воздвиженку.

– Там и голову преклонить негде, – Демид с хрустом разгрыз мозговую кость, – на усадьбу боярина нас не пустят, – он подергал засаленнную полу армяка, – а казенных изб в тех краях не водится, там живут богачи, – товарищ рыгнул, – надо проситься на постой в здешних краях…

Каморка для ночлега нашлась быстро. К их столу подсел угреватый парень в богатом, но поношенном кафтане.

– С чужого плеча, – присмотрелся Михайло, – стянул где-то, глаза у него вороватые, – он подтолкнул Демида, приятель неслышно шепнул:

– Сам вижу. Мы железо везем, сие вещь непродажная, – парень с разгона предложил им кров.

– Две лавки, – радушно сказал он, – два тюфяка, две попоны. Клопов нет, за сие ручаюсь. Ежели желаете, найдутся и девки ночь скоротать, – Демид опрокинул половину мутного стакана с хлебным вином.

– Грех сие, – нахмурился товарищ, – я муж венчаный, ты мне сего не предлагай, – он покосился на Михайлу.

– Тогда я сказал, что мне тоже не надо, – блоха прыгала по тюфяку, – ясно, что здесь за девки…

Изба с ночлегом стояла у Москвы-реки. Южный берег тонул в тьме, на черной воде виднелись огоньки рыбацких лодок. Над кремлевскими стенами взлетали невиданные разноцветные всполохи. Демид остановился:

– Ого, что сие… – хозяин избы небрежно сказал:

– Фейерверки. Их немчины готовят, они на то мастера. В Кремле гуляют, теперь мир с Польшей будет вечный, – парень усмехнулся, – года на два али на три, а опосля все на старый лад пойдет, но сие нам на руку… – в сенях избы воняло запрещенным на Москве табаком. Хозяин, представившийся им Антипом, недовольно сказал:

– Идите, мужики, – он подтолкнул их, – значит, по правую сторону третья комора ваша, там прибрано, – оглянувшись, Михайло увидел, как Антип легко поднимает половицы.