Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том седьмой

– Вроде копыта стучат. Ерунда, в Москве давно нет лошадей… – машина мягко тронулась. Сдвинув на нос кашемировую шапку, Исаак задремал.

Колеса телеги скользили по разъезженной грязи. Слободской народ пробирался по брошенным вдоль обочины доскам. Над избами возвышалась белокаменная колокольня. Вороны кружились в пронзительно-голубом небе, резкий северный ветер гонял по лужам последние рыжие листья. Вдалеке сияло червонное золото кремлевских куполов. Возница зачарованно сказал:

– Михайло, город какой огромный, – он раскрыл рот, – истинно, Москва первопрестольная… – бросив поводья, он оглянулся.

– Видел ты такие в Польше своей… – смугловатый парень в заячьем треухе и худом полушубке покачал головой.

– Я навещал только Краков, до Варшавы не доехал. Краков большой город, но с Москвой его не сравнить, – он говорил с легким акцентом. Отиравшийся у телеги нищий злобно сплюнул.

– Скольки с ляхами не воюй, а вы вдругорядь на Москву лезете, словно вам медом намазано. Самозванцем из пушки выстрелили, земли у вас отобрали, а вы все одно за свое, – он прищурился, – может ты вовсе и не лях, а жид, ровно Самозванец… – ловкая рука залезла под дерюгу, накрывающую телегу. Возница оскалил острые белые зубы.

– Пошел к… – он витиевато выругался, – не тронь казенное добро, – перед телегой прошмыгнул мальчишка с пустым лотком, забрехала шавка, болтающаяся на цепи нищего. Кони испуганно заржали, телега дернулась, из-под дерюги посыпались железные болванки. Нищий отчаянно заорал:

– Убили, православные, – болванка шлепнулась на его загаженный навозом лапоть, – жиды ногу мне переломили, – возница велел:

– Михайло, бери поводья. Ты человек ученый, но с сим справишься, – он размеренно слез с телеги, – ежели сию шваль не приструнить, дак сюда вся слобода сбежится, – нищий надрывался криком, однако местный люд невозмутимо пер мимо. Шуганув шавку, возница встряхнул нищего за грудки.

– Хромай отсюда, – добродушно посоветовал мужик, – пока ты цел, мил человек. Мы люди русские, православные. Я мастер по железу Демид, по прозванию Антуфьев, а сие тоже мастер, Михайло Воронов. Тебе с ломаной ногой больше милостыни дадут, – нищий испуганно замолчал, – держи на пропой души, – грязные пальцы с обломанными ногтями схватили пару медных денег. Свистнув псу, нищий нырнул в толпу.

– Говорили мне, что здесь народ вороватый, – Демид основательно уселся на козлах, – одно слово, столица… – Михайло подышал на руки.

– Русские, православные, – усмехнулся парень, – я лютеранином родился…

Дорогу им перегораживал обоз с отчаянно квохчащими курами в деревянных клетках.

– Сие дело прошлое, – отмахнулся возница, – кому на пропой, а кому и на прокорм, – Демид протянул кнут, – наверняка боярину везут вроде нашего, то есть моего…

Кроме казенного железа и чугуна с завода, где работал Михайло, на телегу навалили и податное железо Демида, черносошного крестьянина и, как он выразился, барашка в бумажке.

– Почему мне позволили заводик поставить, хоша и маленький, – смешливо сказал Демид по дороге, – есть у меня ходатай в приказе Большого Дворца, благодетель мой, – он отхлебнул водки из фляги, – слушай как дело было… – он подмигнул Михайле, – кручусь я в кузнице родовой, а мимо обоз большой тащится. Токмо я выглянул наружу, как подлетает парень на хорошем жеребце и орет:

– Кто здесь кузнец… – Демид развел руками.

– Я, говорю. Парень меня в охапку думал схватить, однако ж не на того напал, я не зря десяти вершков роста, – он расхохотался, – пришлось ему спешиться… – мимо кузницы Демида в деревеньке Павшино тянулся обоз Посольского Приказа.

– Казаков тогда в наше подданство приняли, – объяснил Демид, – и с ляхами опять собрались воевать. Государь отправил гонцов самому царю французскому, а возвращались они кружной дорогой через наши края, ино за Смоленском всегда беспокойно, – Михайло привык к неторопливой повадке Демида.

– Он словно немец, – одобрительно подумал парень, – и работает он на совесть, – в обозе охромела лошадь наиважного, как выразился Демид, царского посла, боярина Воронцова-Вельяминова.

– Видел бы ты его, Михайло, – присвистнул мастер, – я высокий, дак он меня выше. Рыжий, аки огонь, истинный медведь. Он еще при государе Михаиле Федоровиче в Посольском приказе состоял. Он меня с разгона обматерил, а я ответил, что погодите лаяться, боярин, дайте на работу взглянуть, – Демид поскреб в черной бороде, – взглянул и говорю – тому кузнецу сию подкову сами знаете куда надо засунуть, еще и повернуть, – Михайло не мог не улыбнуться, – но не будь я Демид Антуфьев, если все не исправлю.