Лана Ладынина - Король и Мастер

– А как же Святой Иероним? – шутливо-удивлённо вопросил жену Антониус, – он славился своей учёностью.

В ответ Алейт слабо замахала руками, будто отгоняя вопрос мужа. «Может быть, он и был первым еретиком?» – мысленно задал себе Антониус просившийся на язык, но так и не произнесённый вслух вопрос.

Художник отослал детей играть во внутренний дворик дома, поручив старшему Гуссену присматривать за Яном с Хербертой, и направился вдохнуть всей грудью свежего воздуха, да распрощаться с отцом, засобиравшимся уже к себе домой, где он жил с семьёй старшего сына.

Высказывая пришедшееся к месту пожелание успеха для новорождённого сына, Антониус ван Акен ни на минуту не задумался о будущем ремесле для маленького Иеронима и старших сыновей. Ван Акены – семья потомственных художников, к слову сказать, вполне успешных. Его дед был художником, его отец, братья и он сам – художники. Художниками будут его сыновья и сыновья его братьев. Предки Антониуса пришли когда-то из германского Ахена и обосновались здесь, в Хертогенбосе. От названия города Ахена и происходит их фамилия. Его дед стал уже полноправным горожанином, гражданином Хертогенбоса. Жаловаться на отсутствие работы было бы грехом. Его отец, Ян ван Акен, недавно закончил роспись алтаря в огромном соборе Святого Иоанна Евангелиста – главном в городе, все они помогали отцу. Под тяжестью прожитых лет отец уже чувствовал подкрадывающуюся немощнсть, но всё ещё обладал влиянием среди художников Хертогенбоса. Антониус тоже выполнял заказы собора и других церквей, коих в городе находилось немало. Множество церквей, монахов, христианских братств и общин являлось особенностью Хертогенбоса, отличавшей его от других городов Брабанта.

Солнечный день, казавшийся тёплым и ласковым из окна уютного дома на одной из улочек близ собора, вдруг повеял неожиданной, суровой прохладой. Зябкий ветер пригнал к его ногам опавшие с деревьев жёлтые и красные листья. Художник поднял трепетавший на ветру красный с зелёными прожилками листок, поднёс к лицу. Листок пах осенней сыростью. Антониус, вышедший за порог в одной рубахе из тонкого льна, поёжился. «Вот и конец мягкому сентябрю. Осень.», – и он поспешил обратно внутрь дома. Нужно подготовиться к приходу гостей. Вероятно, они заглянут сегодня вечером, отец оповестит всех знакомых, кого встретит по дороге.

Было около четырёх часов пополудни.

Вальядолид, Испания. 1527 год.

За украшенными изящной резьбой дверьми раздался крик новорождённого младенца. Карл V Габсбург, император Священной Римской Империи и король Испании, один из самых могущественных монархов, хотя ему не было ещё и тридцати, резко повернулся на звук:

– Ах, ну наконец-то.

Нервное, напряжённое выражение его лица сменилось на радостное и весь его облик выражал теперь облегчение:

– Господи Всемилостивый, благодарю тебя, – взволнованно воскликнул император и ринулся в спальню жены.

Предыдущую ночь и долгое утро он не мог сомкнуть глаз, беспокойно расхаживая из зала в зал по покоям своей обожаемой супруги, португальской инфанты 2 2 Инфант, инфанта – в Испании и Португалии принц, принцесса королевской крови, не являющиеся наследниками престола. Изабеллы, пока она мучилась трудными, затяжными родами. Несколько раз он заходил в спальню Изабеллы, но видя бледные, усталые лица врачей, обливающихся потом от неимоверной жары, измождённых долгими часами без сна, быстро исчезал из просторного зала, хотя германские врачи приветствовали присутствие императора. Лицо Изабеллы Португальской, несомненно, было искажено страданиями боли, но её лица никто не видел. По приказанию императрицы, её голову покрыли чёрной вуалью, дабы никто не мог лицезреть вызванные болью гримасы супруги императора. За всё время родов императрица и королева Испании не произнесла ни звука, не желая уронить своё достоинство и гордость, сказав перед родами: «лучше умереть, чем закричать». Только глубокое, прерывистое дыхание, которое она не могла сдержать, как не пыталась, выдавало неимоверные страдания совсем ещё молодой женщины. Император даже не

пытался расположиться для сна в своей спальне, знал, что не заснёт до тех пор, пока не родится его ребёнок. Он сразу уверовал, что это будет сын, его наследник и уже приготовил имя для мальчика. Положение осложнялось ешё и тем обстоятельством, что император и его супруга находились не в одном из своих дворцов, а во дворце Бернардо, герцога Бенавенте, принимавшего их в Вальядолиде. Император Карл находился в этом дворце не в первый раз, да и гостеприимный Бернардо, гордый тем, что принимает у себя императорскую чету в столь важный момент, отвёл им лучшие покои, старался, чтобы они чувствовали себя как дома. Но всё же это был не их дом.