Лана Ладынина - Король и Мастер

Следующая работа, триптих, была закрыта, на внешних створках странник в драных лохмотьях и с печальным лицом шёл своим путём, отгоняя злую собаку. По одну сторону от путника – веселье и пляс, по другую – разбойники грабят прохожего. «Блудный сын или просто странник? – Спросил себя Филипп, – сразу не угадать, что хочешь то и думай». Жестом руки он приказал раскрыть створки. Беспорядочная толпа, изображённая на средней панели заставили Филиппа несколько отступить. Но в следующую минуту он, напротив, прильнул к картине, внимательно и с напряжением, исходящим от картины и передавшемся Филиппу, принялся разглядывать скопление фигур в средней части триптиха. Большую повозку с сеном везут не лошади, а отвратительные, фантастические гибриды рыб, людей, зверей и вещей, и, кажется, везут прямо в Ад, изображённый на правой створке. Но никто этого не замечает. У стога толпятся люди всех сословий и занятий, каждый стремиться пробраться поближе к повозке и набрать себе сена, безжалостно отталкивая остальных. Вокруг кипит жизнь во всём её разнообразии: участники действа готовят еду и питьё, танцую и поют, убивают и грабят, ожидают и воспитывают детей, обманывают и жульничают. На стоге восседает любовная пара, слушает музыку, играемую для них диковинным существом на инструменте, созданном из его собственных губ, и никто не обращает внимание на стоящего в стороне ангела. Ад на правой створке суров и страшен. Адская башня с узниками внутри принимает всё новые и новые жертвы. Грешники мучимы беспощадными монстрами. В верхней части панели – адское пламя. Пламя также походило на сильный пожар в городе. Даже Рай на левой створке – не благодать. Падающие с небес ангелы тут же превращаются в гигантских насекомых, Первая Пара принимает от змея яблоко, а затем изгоняется из Рая. Чудовища, нагромождения и суета в каждой части триптиха отвратительны… и в то же время жутко притягательны, настолько притягательны, что невозможно оторвать взгляда. перебегающего с одной створки на другую Принцу Филиппу хотелось рассмотреть каждую нелепую фигуру, каждое чудище, каждую подробность…

– Это копия, – будто издалека послышался голос Марии Венгерской, вернувший Филиппа из странно-фантастического мира в действительность, – оригинал, вероятнее всего, находится сейчас в Испании.

Принц Филипп, не произнеся не слова, бросил на тётку вопросительный взгляд. Мария, во всём облике которой до сего момента ощущалось скрываемое ею напряжение, пустилась в объяснения, ободрённая интересом принца.

– Копия картины знаменитого художника прошлого Иеронима ван Акена или Иеронима Босха, как его ещё называют оттого, что он жил и работал в брабантском Хертогенбосе и как он сам себя называл.

В памяти Филиппа в ту же минуту возник образ картины этого художника, висевшей в одной из комнат дворца в Вальядолиде – благочестивое изображение Распятия Иисуса и оплакивающих Христа святых. Он помнил картину, помнил как любовался прекрасным, тонко выписанным пейзажем на дальнем плане. Она осталась ещё от его прабабки, католички Изабеллы Кастильской. То, что он видел перед собой сейчас решительным образом не походило ни на картину в Вальядолиде, ни на одну нидерландскую картину из виденных здесь и в императорском дворце в Брюсселе. Будто это вовсе писал совсем другой художник, совсем другой человек, хотя общий стиль и манера, в которой написаны фигуры был сопоставим с вальядолидской картиной.

– Это не единственная копия картины, – принц снова услышал голос Марии Венгерской, – Иеронима Босха копировали ранее и продолжают копировать или использовать его сюжеты сейчас. Он популярен и ценим здесь не только за великолепную живопись, но и за необычные темы. Ваше Высочество, без сомнений, ещё увидит картины и копии Иеронима Босха в нидерландских домах.

Они вели беседу, стоя у привлёкшей внимание Филиппа картины, Мария сделала рукой приглашающий жест в сторону резных кресел из экзотического красного дерева и предложила продолжить разговор, устроившись в креслах, но принц не обратил на жест внимания, продолжал то рассматривать картину, то, иногда бросать взгляд на тётку.

– Ваше Величество упомянули об оригинале в Испании, – напомнил принц Филипп.

– Ах, в самом деле, – Мария Венгерская позволила себе улыбнуться, пересиливая снова возникшее напряжение, вызванное обращением принца.

Несмотря на её титул королевы, ранг наследника множества корон и титулов стоял гораздо выше. Уж лучше бы принц называл её «милостивая государыня», как он изредка обращался к ней. В неизменной вежливой учтивости принца Мария ощущала некую натянутость, каковую она списывала на молодые годы и старание держаться невозмутимо, снисходительно, как, полагал Филипп, должен держаться наследный принц.