Так и не добившись ничего, я вышел из музея. Повторное разочарование ожидало меня почти сразу на выходе. Алисия в стильном синем костюме болтала с кем-то по телефону, радостно о чём-то вещая. Увидев меня, она закончила разговор и на французском языке произнесла:
– Привет, Алан, как я рада видеть тебя, сегодня ты был не приветлив в холле отеля, как ты?
– Я даже не знаю, что сказать, как ты умудрилась влезть опять не в своё дело? – глядя в её карие глаза на смуглом и чертовски красивом лице.
– Это как раз моё дело, Алан, а ты теперь можешь поискать ещё каких-нибудь сенсаций, но эта досталась мне. Прости, я говорила тебе три года назад, что ты не добьёшься тут успеха, а сейчас мне надо идти, приятных выходных в Стамбуле, – и легко побежала вниз по ступеням.
Скоротечность событий и удручающий результат моей поездки, которая ещё с утра была такой воодушевляющей, меня обескураживал. Как можно было упустить такой шанс? Я три года собирал материалы, ждал, наконец-то перевода оригинала документа об истинных причинах Крестового похода тринадцатого века. И сейчас вся сладкая тайна этого манускрипта достанется Алисии. Вместе с ней слава, статус и почёт.
Я медленно шёл по улице. Сентябрь расстилал красивый закат на темнеющем небе, бардовыми красками украшая белые облака и отражаясь в синем море. Такое же небо было здесь и сотни лет назад, когда тот самый Баудолино, писал свой манускрипт о причинах, побудивших Крестоносцев взять город и положить конец Величию Византии. Прозвучал Азан с призывом к молитве.
Я не заметил, как дошёл до прекрасной мечети Мехмеда Завоевателя. Вокруг было много прихожан. Дойдя до сквера, я сел на лавочку. Темнело.
Элегантно одетый мужчина пожилых лет медленно прогуливался рядом, смачно курил. Я, извиняясь, попросил его угостить меня. Хотелось курить, чтобы как-то унять нервный мандраж.
– Какой у вас прекрасный язык, вы ведь не турок? – спросил он меня, услышав мою просьбу
– Нет, я наполовину русский, наполовину француз, – ответил я, кивая ему в знак благодарности и беря сигарету.
Он протянул мне зажигалку, я закурил.
– Как вам удалось так хорошо освоить турецкий?
– О, я практикую его давно, я журналист-востоковед, знаю семь языков.
– Это впечатляет, что же привело вас сюда?
– По правде сказать я исследую эпоху средневековья, столкновение ислама и христианства, а здесь я по причине крестового похода на Константинополь.
Мой собеседник посмотрел на меня своими карими с хитрецой глазами.
– И что же стало причиной похода крестоносцев по-вашему?
– Официально сговор венецианцев и французов, но судя по недавней сенсационной находке, история может быть переписана, манускрипт Баудолино, говорят там пролит свет на истинные причины нападения.
– Вы думаете?
– Я более чем уверен, тем более Баудолино величайший алхимик тех лет, и я думаю, что мы узнаем много интересного, когда содержание будет озвучено, жаль я не смогу первым сообщить эту новость миру.
– Почему же?
– К сожалению моя встреча с одним важным человеком в чьих руках этот манускрипт по непонятным мне причинам завтра не состоится.
– Я думаю вам не стоит так расстраиваться. Баудолино может и великий алхимик, но его манускрипт не имеет никакого отношения к нападению на Константинополь.
– С чего вы взяли?
– Баудолино был тот еще плут и проходимец, и в своём великом манускрипте он пишет смешные эпиграммы про императора Балдуина Фландрского и о своих любовных похождениях.
Я смотрел на него с выпученными глазами:
– А откуда вам известно? – удивлённо спросил я.
– Как вас зовут вы сказали? – перебил меня мужчина.
– Простите, я забыл представиться – Алан Монтре, вот моя визитка.
– Меня зовут Гильзум Аласахерли, видимо про вас мне сказали, что вы отказались приехать на встречу. Поверьте мне, сенсации не случилось, но текст занятный, позвоните мне через неделю, мы можем это обсудить.
Меценат протянул мне визитку и учтиво поклонившись, отправился по своим делам. Ночь, спускающаяся на Стамбул, окутала меня успокаивающим саваном.
ЕСЛИ НЕ ГОСПОДЬ НАС ВСТРЕТИТ ТАМ, ТО КТО?
– Манька, беги!!! – рёв Степана едва пробился через лошадиное ржание. Топот. Крики. Треск деревянных домов, пожираемых пламенем. Плач детей. Раненым волком бросаясь на напавших печенегов, Степан рубил наотмашь, плечи гудели. Рубаха быстро намокала на груди от крови и пота. Саднило под рёбрами. Горло, словно обожжённое кипятком пылало.
Читать дальше