– Не знаю, – улыбнулся Роман. – Только ты, товарищ комкор, шибко не облизывайся. Если не хочешь разговоров наделать, выбрось этих баб из головы.
– За кого ты меня принимаешь? – проворчал Удалов. – Стану я каких-то разговорчиков бояться. Я в монахи не записывался… Ладно, проваливай! Я тут один похожу да подумаю, как сделать, чтобы все было чинно и благородно.
Оставив Удалова, Роман направился вдоль по перрону, гадая, что может предпринять упрямый, не привыкший ни от чего отступаться комкор.
Неподалеку японский офицер разговаривал с Прокопом Носковым, бывшим мунгаловским поселковым атаманом. Аккуратно одетого и всегда подтянутого Прокопа офицер облюбовал за простодушное выражение на круглом мясистом лице, за пышные фельдфебельские усы.
– Какой вы части? Где стоите? – допытывался дотошный и въедливый японец, казавшийся подростком рядом с рослым Прокопом.
– Партизанской части, известно. Стоим сейчас на разъезде, а где завтра будем, про то вилами на воде писано.
– Вилами? На воде? – удивился японец и тут же спросил: – А кто ваш командир?
– Вот наш командир! – обрадовался Прокоп, увидев Романа. – Ты у него и спроси, господин хороший, кто мы и откуда, где стоим, куда собираемся.
Роман подошел, спросил, в чем дело.
– Я беседую с вашим унтер-офицером, – заносчиво сказал офицер.
– Это не унтер, не солдат, а партизан, как и все мы, – ответил Роман, а потом спросил: – Зачем вы пытаетесь выведать военные секреты? Отвечать он не имеет права.
Ни один мускул не дрогнул на скуластом и желтом лице японца. Он оглядел Романа с ног до головы высокомерным взглядом и, не отвечая на вопрос, спросил:
– Вы офицер?
– Никогда им не был.
– Участвовали в войне с Германией?
– Не довелось. Мой год не призывался.
Неожиданно японец протянул ему руку, представился:
– Член японской наблюдательной комиссии капитан Судзуки. С кем имею честь разговаривать?
– С командиром партизанского полка. Фамилия моя Улыбин, – в свою очередь представился Роман.
– А, Улыбин! Очень приятно. Командир Одиннадцатого полка, да? – рассыпался в притворно радостной улыбке японец и вдруг спросил: – Вы доброволец или мобилизованный?
– У нас мобилизованных нет, у нас все добровольцы.
– Ага, добровольцы! А есть ли среди вас офицеры русской армии?
– Есть, только очень мало. Всего один офицер полком командует.
– Вы имеете в виду сотника Чугуевского, командира Пятого полка? – сразив Романа своей полной осведомленностью, улыбнулся снова Судзуки. – А кто у вас командующий?
– Думаю, это вам и без меня известно, – оборвал его Роман. – Вам уже давно ясно, что мы партизаны. Что же вы одно и то же без конца спрашиваете?
– Хорошо, хорошо… Еще пара вопросов. Вы большевик?
– Нет, я анархист, – соврал Роман.
Судзуки заликовал:
– О! Анархист!.. Это серьезный народ, не правда ли? Черное знамя, бомбы и маузеры, море русской водки, хорошенькие дамы. А самое главное – лозунг: анархия – мать порядка, да? Хорошо, очень хорошо!.. А скажите, пожалуйста, где вы живете? У вас нет ни городов, ни казарм, а войска много.
– Где придется, там и живем, – решив окончательно отвязаться от Судзуки, ответил резко и грубо Роман. – Извините, мне некогда…
Он откозырял японцу и ушел.
Только поздно вечером японская делегация убралась с разъезда, вдоволь поработав, пока было светло, самопишущими ручками. Провожавшему их Удалову полковник Камацабура подарил на память свою фотографию и пригласил в будущем, если представится случай, посетить его в Японии, в родовом поместье.
– Там мы будем пить вино, как друзья, будем вспоминать, как джентльмены, минувшие дни и битвы… Где хорошо узнали друг друга, – закончил он с лицемерной улыбкой.
Проводив японцев, Удалов сказал Роману:
– Ни черта я, брат, с этими бабами не придумал. Негде тут погулять. Придется это дело пока оставить.
Скоротав на разъезде студеную и не очень веселую ночь победы, партизанские полки двинулись назавтра утром ускоренным маршем на север и запад, в жилые места. На разъезде осталась прибывшая под утро пехота с пушками и пулеметами.
Перед выступлением Роман пошел попрощаться с беженками. Сделал он это, чтобы еще раз повидать Ольгу Сергеевну.
Беженки только что встали. Одни умывались и причесывались, другие растапливали плиту. Было их гораздо меньше, чем накануне, не оказалось ни Ольги Сергеевны, ни курчавой брюнетки Розы.
– Доброе утро! – приветствовал их Роман. – Вот зашел попрощаться, уходим мы с разъезда. А вас будто меньше стало? Где же остальные?
Читать дальше