Вячеслав Рыбаков - На мохнатой спине (журнальный вариант)

— В смысле развития нашей промышленности, повышения обороноспособности, ускорения технологической модернизации… — начал он, как по писаному, но потом запнулся. Укусил себя за верхнюю губу. И наконец решился: — Немецкие предложения представляются достаточно приемлемыми.

Коба посмотрел на меня.

Я молчал.

И он молчал. А раз он молчал, то и все молчали.

Он смотрел, не мигая.

Я досчитал до десяти.

— Есть лишь один способ сделать возникновение нашего военного союза с Францией и Англией против Германии неизбежным, — сказал я. — Автоматическим.

И замолк. Мне казалось, я уже сказал достаточно. Любой сообразит, о чем речь, а мне не хотелось говорить дальше. Язык присыхал к нёбу. Или к глотке. Кто его разберет, куда он присыхает.

— Какой же? — с подчеркнутой заинтересованностью спросил Коба, словно бы совсем не догадываясь, о чем я. Придуривался, конечно. Я был уверен: уж он-то понял меня с полуслова.

Я долго не отвечал. А потом вдруг увидел себя со стороны. Как троечник на экзамене, подумал я. Каждое слово — клещами…

— Использовать факт того, что Англия посулила гарантии Польше, — сказал я.

Было так тихо, что казалось, если еще чуток напрячь слух, можно услышать, как бьет в Лондоне Биг-Бен, отрубая последние часы буколической жизни старой доброй Англии. Великой колониальной империи, владычицы морей.

Если хочешь что-то продлить в неизменности навсегда — потеряешь непременно и страшно. И уж воистину навсегда.

— Поконкретнее, пожалуйста, — сказал Коба.

Я понял: он от меня не отстанет. Он хотел, чтобы я назвал все своими именами. Наверное, думал, что этим, как настоящий друг, помогает мне преодолеть то, что он считал пусть простительной, но все же слабостью. Простить-то, мол, можно, семья — это святое, но изживать — пора.

Ну что ж…

— Если мы заключаем пакт с немцами, Гитлер с высокой степенью вероятности нападает на Польшу, — ни на кого не глядя, бесстрастно начал я. — Если не нападает, то и прекрасно. Мы получаем немецкие технологии и кредиты, немцы — наше сырье. Но если нападает, Англия и Франция из страха окончательно потерять лицо и расстаться со статусами великих держав объявят войну Германии. Как они станут воевать — это уж другой вопрос, это не наше дело, но, во всяком случае, станут. Если Англия и Франция находятся в состоянии войны с Германией, а Германия нападает на СССР — тогда Англия, Франция и СССР автоматически оказываются по одну сторону фронта. Союз, какого мы добивались в течение двух лет, возникает сам собой. И даже если наши хитроумные западные партнеры попытаются от реального взаимодействия увильнуть, все равно мы вступим в войну, как минимум, не имея их на стороне Гитлера. Что, если вспомнить их маневры последних лет, уже немало. А как максимум — имея союзниками. Против их воли, разумеется, но в состоянии войны отвертеться они не смогут.

Некоторое время Коба бессмысленно шарил по карманам в поисках трубки. Потом нащупал, даже покрутил в пальцах, но вынимать не стал и осведомился:

— Есть другие мнения, товарищи?

— А как же Польша? — неловко спросил Анастас.

Коба резко обернулся к нему. Его усы неприязненно шевелились.

— Вот я прям щас зарыдаю, — сказал он. Помолчал. — Ответь, дорогой. Руководитель Советского Союза при конфликте интересов двух стран, одной из которых является Советский Союз, чьи интересы должен предпочесть? Той страны, за которую он отвечает, или той, которая только и знала, что вредила стране, за которую он отвечает?

Анастас с мгновенно запылавшим лицом опустил голову и уткнулся взглядом в сукно стола.

И тут я вдруг словно услышал голос Маши: вы спасете Польшу?

— Надо еще отметить, — в полной тишине сказал я, — что это единственный шанс без войны спасти от немцев хотя бы ту часть Польши, которая не против того, чтобы ее спасли. Ту, где Варшава вынуждена то и дело предпринимать карательные акции. Там нас многие ждут. В конце концов, даже по плану Керзона эти территории должны были отойти нам.

— Гарное предложение, — вдруг подал голос Никита. И добавил мечтательно: — Подрастим Украину. Республиканскую столицу в Киев перенесем… А может, и союзную, товарищ Сталин? А? Все ж таки мать городов русских.

— Думаю, — с отеческой симпатией глядя на Никиту, мягко сказал Коба, — у нас будет довольно много более срочных дел.

Он помолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли выжидая, не предложит ли кто чуда.

— Что ж, — для очистки совести он еще раз обвел нас взглядом. — Есть еще какие-то мнения? Предложения? Замечания? Возражения? Не стесняйтесь, товарищи. Надо принимать решение.