Илья Немцов - Гончар из Модиина

— Кто тебя этому научил? — не выдержал Эльазар. Ты явно превзошла своего учителя.

— Нет, не превзошла, — ответила Эста, — ты меня научил многому. Ты возвратил меня к жизни… Но первым моим учителем была моя бабушка Сарра.

— Отец разводил породистых лошадей, но объезжала их бабушка. Она была бесстрашна! — в голосе Эсты, зазвучала гордость и глубочайшая тоска. — Бабушка умела говорить с лошадьми, — продолжала она. — Лошади подчинялись ей, как малые дети. Это по её требованию из дому были выброшены все, до последней, плети!

Потом, когда бабушка совсем постарела, она позвала меня и сказала, что научит всему, что сама умела, но я дала клятву хранить это в тайне. Ты первый и…последний, — сказала она очень серьезно, — кто это узнал.

— Я подружилась с лошадьми, — продолжала Эста, — с тех пор как помню себя. В пять лет я уже участвовала в состязаниях и завоевала свой первый приз. Это была плеть с золоченой рукояткой. И бабушка тут же её выбросила. — Сказав это, Эста надолго замолчала, а затем, как бы очнувшись, почти шепотом продолжала:

— Лошади — самые близкие человеку творения Всевышнего, — и уверенно уточнила: — Различие состоит лишь в том, что Всевышний не наделил их человеческой душой. Всё же остальное им дано. У них есть свой язык, ум, хорошая память, которой мог бы… иной человек позавидовать. Они, подобно людям, способны ненавидеть и любить, даже очень сильно любить, — последнее она произнесла с глубоким душевным трепетом.

Слушая Эсту, Эльазар блаженно прикрыл глаза. Он наслаждался ощущением свободы. И рядом была она, ради которой он выбрал эту дальнюю дорогу. Не вникая в смысл слов, он прислушивался к её голосу. Этот голос был еле слышен в оглушительной тишине Вавилонской пустыни, но ему представлялось, что этот голос, заполнял всё окружающее пространство, проникал в самые потаённые уголки, его, Эльазара, души.

Незаметно прошел первый день пути. Лошади по-прежнему мерным шагом преодолевали бесконечное пространство. Никто их не торопил. Казалось, они действительно предчувствуют долгую и нелегкую дорогу, экономят силы.

Дорога пролегала по прибрежной пустыне Евфрата. Изредка им пересекали дорогу небольшие стада диких ослов, возвращавшихся с водопоя. Вдали паслись серо-коричневые страусы-гиганты…

Однажды, в том месте, где дорога вплотную приблизилась к руслу реки, Эльазар увидел семейство неторопливых дроф. Он тут же извлек из чехла лук и приложил стрелу, но передумал, не выстрелил. Он и так взял с собой большой запас еды и тащить лишних десять мин свежего дрофиного мяса, было неразумным.

— Дрофиное мясо, печенное на костре вкуснее мяса страуса, — объяснил он Эсте, — но они ни в какое сравнение не идут с мясом куропатки, запеченной в глине.

— А мясо диких ослов ты не пробовал? — спросила Эста.

— Нет! — однозначно ответил Эльазар, — но конникам оно было по вкусу. Они даже запасались им, чтобы поесть дома, в крепости.

— Филон однажды принес мне кусок ослиного мяса, — прервала его Шифра.

— Что?! — опешил Эльазар

— Но я его не ела, — поспешила Эста, — зато наши коты, которых ты приютил в мастерской, с удовольствием сожрали.

Эльазар промолчал, решив про себя, что Эста, быть может, была права, скрыв от него дары Филона.

К вечеру они сделали первый привал. Эльазар выбрал небольшую площадку, окруженную с трех сторон отвесными каменными глыбами, в то время как четвёртая сторона была обращена в сторону реки.

Здесь было тихо и спокойно. Сюда не задувал ветер, налетавший из пустыни и приносивший песок и белесую пыль.

Освобожденные от тяжелой поклажи животные, спустились к реке и жадно пили. С ними пошла Эста. Эльазар принялся высекать огонь, чтобы разжечь костер. Около костра поставил навесной шатер для Эсты. Себе же привычно расстелил узкий походный ковёр.

Вскоре Эста возвратилась. Она привела искупанных лошадей. С её хламиды стекали струйки воды, однако, не обращая на это внимание, она с тревогой рассказала Эльазару о странном поведении лошадей.

— Так они ведут себя, когда чувствуют близкую опасность!

— Не тревожься, — успокоил её Эльазар, — здесь мне всё знакомо, никакой опасности нет, — и заботливо добавил: — В твоем шатре я положил сухую одежду. Переоденься, а эту просуши у костра.

Сам же улегся на своё ложе и сделал вид, что засыпает. И, действительно, вскоре заснул, однако по выработавшейся в полевых условиях привычке, спал чутко и мгновенно просыпался от любых неизвестных шорохов.