Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Невеста из чащи

Видя спасение совсем близко, мы встали и пустились бегом по тропе, даже забыв попрощаться с медведем. Бежали с чувством чудесного избавления от неминуемой гибели; остановились только выпить воды из реки – ведь это была уже наша родная река, привычная, живая!

Вода придала нам сил, и вскоре мы увидели знакомые громады темного частокола вокруг нашей усадьбы.

Шагов за десять до ворот Эльга вдруг остановилась.

– Подожди! А что, если… прошло сто лет и там все умерли?

– Как умерли? – я недоуменно взглянула на нее.

У меня упало сердце.

– А вдруг мы пробыли в лесу целых сто лет? Я знаю, так бывает. В Нави все кажется по-другому. Думаешь, провел там один день, а на самом деле – сто лет.

– Ну… Не идти же назад, к нему… Пойдем, постучимся. Узнаем, кто там теперь живет.

– А вдруг наши мамы уже умерли?

– Зато там живут наши внуки… – я фыркнула, так мне стало вдруг смешно.

– Дурочка, какие у тебя внуки? Ты же девочка!

– Ну, у Аськи с Кетькой. Вот мы войдем, а там неведомые люди, и они скажут: наш дедушка был Асмунд сын Торлейва… Может, мы Аську еще застанем!

– Он не проживет сто лет!

– А может, проживет! Он мне говорил, что хочет прожить сто лет!

– Эй, кто там под воротами? – окликнул нас мужской голос, и я, едва веря ушам, узнала голос своего отца. – Что за люди? Вы не видели двух маленьких девочек? У нас две девочки потерялись, мы боимся, не унес ли их медведь в лес? Их зовут Эльга и Ута.

– Это мы! – завопили мы с Эльгой, от счастья прыгая на месте (откуда только силы взялись). – Мы здесь, здесь!

Вот так в тот раз закончилось наше приключение.

Поначалу мы опасались, что нас станут ругать – зачем, мол, потерялись, бестолковые? – но все обошлось. Нас обнимали, целовали, умывали, кормили, поили, причитали над нами… Мы испытывали несказанное блаженство, вновь оказавшись в привычном родном доме, в безопасности, среди близких!

Наутро матери выдали нам передники, и мы стали носить их с гордым чувством, что отныне мы – не детища, а отроковицы!

Мы и правда изменились после этого дня. Стали как-то по-иному смотреть на мир. Наши маленькие семилетние сердечки содрогнулись от встречи с неведомым, души на миг выглянули из своих обиталищ и вернулись не совсем такими, как прежде.

Я и сейчас ясно помню все: наш смертный страх, решимость безысходности, торжество каждой малюсенькой победы…

Мы стали ощущать себя старше и уже с чувством превосходства смотрели на тех, кто, пусть даже будучи взрослее нас годами, не был в лесу и не варил кашу медведю. Побывав за гранью, теперь мы знали кое-что, недоступное простакам.

Но мы не загордились. Помня о страшном медведе в лесу, еще усерднее учились, старательнее помогали матерям по хозяйству, не ленились за прялками. Как знать, чего лесной владыка потребует в другой раз? А не справимся – съест. И ни высокий тын, ни родители, ни даже мечи отцовской дружины не спасут.

Ведь тот пугающий мир, где вершатся людские судьбы, оказался гораздо ближе, чем мы думали.

Зимой, когда реки покрываются льдом и с одной на другую можно проехать просто на санях, обозы торговых гостей тянутся с юга на север почти непрерывно. Завидев на реке вереницу саней, люди съезжаются из лесных весей: привозят на продажу добытый за зиму мех, сотканные бабами полотна, меняют на соль, красивую посуду, полосочки ярких шелковых тканей, блестящие бусы из стекла и камня. На куньи и бобровые шкурки вымениваются серебряные шеляги, а те можно просто носить в ожерелье, а можно перелили на перстни и обручья. Князья и старейшины приглашают проезжающих на пиры. Угощают, расспрашивают о новостях – порой не менее ценных, чем товары, – получают и дарят подарки.

Через устье Ловати на Ильмень-озеро и дальше на север варяги ездили постоянно. Целые роды кормились тем, что поставляли им припасы, чинили сани и лодьи, обеспечивали всем необходимым, давали проводников. У князя Дивислава для варягов было поставлено несколько просторных изб возле реки, но в самом Зорин-городце он их на постой не принимал. Он первым завел собственную дружину для поддержания порядка на торгу и охраны путей, отказавшись от найма воеводы-русина. Свой род он вел от старшего из троих братьев, которых звали Зоря, Полудень и Вечерко. Каждую зиму, в Карачун, на княжеском пиру непременно рассказывалась повесть о братьях, которых отец, Дунай-князь, послал на север искать себе доли. Старший, Зоря-князь, добыл себе в жены берегиню реки Ловать и осел ближе к устью. Двое младших ушли по восточному берегу Ильменя и поселились там. До нынешнего века дожил только род Зори, и Дивислав полагал себя наследником дедней славы, ответственным за то, чтобы не уронить ее под напором все сильнее наседающей руси.