Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том восьмой

– Он посылает поздравления, – о других новостях Аарон решил умолчать, – и надеется, что вы скоро увидитесь, – рав Горовиц тоже закурил.

– Может быть, к Хануке ему разрешат позвонить Хайди, – пожелал Аарон, зная, что раввины такого не одобряют.

– Нечего тянуть, – он откашлялся, – это хорошие новости, – он так и сказал:

– Ребенок должен родиться в январе, – Альбатрос побледнел, – не волнуйся.

– В квартале нет телефонных будок, – добавил Аарон, – но в ешиве имеется аппарат, рано или поздно тебя к нему подпустят, – Альбатрос что-то пробормотал:

– Благословения он выучил, – обрадовался Аарон, – как говорят русские, лиха беда начало, – он успокаивающе сказал:

– Новости отличные. Теперь раввинский суд, может быть, не затянет дело, – Альбатрос поднялся.

– Я готов ждать, сколько потребуется. Передай Хайди, что я ее люблю, – голубые глаза парня заблестели, – и буду любить всегда. Передай, что я… – он махнул рукой, – но я все скажу сам, добравшись до телефона, – из томика Торы выпала помятая бумажка. Альбатрос смутился:

– Я практиковался в письме, – Аарон краем глаза прочел знакомые имена. Одно Брунс подчеркнул.

– Имя замечательное, – он вернул записку, – но до еврейского имени тебе еще долго, Альбатрос, – Брунс неожиданно улыбнулся.

– Я терпеливый человек. Мне есть ради чего учиться, Аарон, – завсегдатаи зашевелились. Рав Горовиц надел шляпу.

– Пошли на молитву, Йоханан, сын Авраама, – он потрепал Брунса по плечу, – все обязательно сложится, – над крышами Меа Шеарим сияло закатное солнце. Аарон остановился.

– Хорошо, что мы здесь, – на булыжнике ворковали голуби, – хорошо, когда евреи живут на своей земле, – они с Брунсом направились к открытой двери, откуда слышался напевный голос чтеца.

Водрузив антикварный кофейник на дубовый стол, Эмиль заглянул через плечо Элишевы. Женщина разложила перед собой аккуратные заметки. Полковник Шахар-Кохав всегда любовался ее каллиграфическим почерком. Элишева отмахивалась:

– В Мон-Сен-Мартене нас учили чистописанию по прописям. У нас была строгая преподавательница.

Эмилю нравился и ее почерк, и скромные платья и безукоризненно отполированные ногти. Элишева, будущий врач, не делала маникюр.

– Будь мы женаты, она тоже его не делала бы, – понял Эмиль, – она ходила бы в микву, – ему стало горько, – то есть почти не ходила бы, у нас появилось бы много детей…

Он пришел в квартирку на Эмек Рефаим с букетом роз. Утро пятницы полковник провел в компании местного агента по недвижимости. Он не рассчитывал на покупку особняка, похожего на дом полковника Кардозо.

– Ему повезло, – понял Эмиль, – дом отдавали за бесценок из-за плохого состояния. Можно начать с квартиры и взять закладную в банке, – водить на встречи Элишеву было подозрительно, однако агент снабдил его фотографиями. Эмилю было бы удобней жить в Тель-Авиве, однако он не хотел обременять Элишеву.

– Она здесь учится и будет работать, – напомнил себе полковник, – Мафдаль хочет, чтобы она избиралась в здешний муниципальный совет, – в кибуце гордились Элишевой.

– Хорошо, что она пошла по политической линии, – заявила мадам Симона, – она можеть стать министром или главой правительства, как Голда, – бабушка Симона всегда смотрела интервью Элишевы. Эмиль понимал, что женщина не покинет кибуц. Избиратели предпочитали политиков, не теряющих связи с землей Израиля.

– В моем положении это важно, – озабоченно сказала Элишева, – я не сабра, а новый репатриант. Я бы переехала на территории, – Эмиль открыл рот, – однако оттуда неудобно добираться в университет…

Эмилю иногда казалось, что Элишева готова на все ради будущего парламентского кресла. Полковнику нравилось ее упорство. Налив ей кофе, он поцеловал золотистый локон на виске женщины. Элишева пробормотала:

– Спасибо, милый, – она составляла список, – посмотри, как Авраам?

Мальчик дремал в купленной на блошином рынке в Яффо кроватке. В кибуце Эмиль отговорился тем, что готовит подарок другу. Проведя выходной день в столярке, он любовно отшлифовал вещь, покрыв ее новым лаком.

– Мы обустроились в квартирке, – он бережно вынул из ручки мальчика сделанную им деревянную машинку, – хорошо, что я купил вазу, – розы стояли в вазе армянской керамики.

Поторговавшись на унылом складе в глубинах Меа Шеарим, Элишева вернулась в кибуц с отрезами шелка и кружев для постельного белья. Женщина хорошо управлялась со швейной машинкой.