Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том восьмой

– Потому что он похож на Павла, – на церкви Санта-Мария-Новелла били к вечерне, – и он тоже не расстается с карандашом и красками, – Паоло очень любил рисовать.

– Мне стало бы легче, пойди он в нашу породу, – Лаура перекрестилась, – будь он похож на папу, – с сыном она чувствовала себя виноватой.

– Я бы сняла портрет Павла, – хмыкнула Лаура, – однако Паоло привязался к снимку. Он еще мал, он примет мистера Арнольда, – пока сын относился к американцу настороженно. Лаура не рисковала заводить с Мэтью разговор о детях.

– Нельзя на него давить, – женщина поднялась, – мы не обсуждали дальнейшие планы. Если следующим годом я встречу его с ребенком, я могу его больше никогда не увидеть.

Лаура прошла в кабинет.

– Хороша я окажусь без работы и с двумя детьми. У меня нет папы-герцога, обо мне некому заботиться. Я не вернусь в Лондон приживалкой, – Лаура не хотела повторения случившего в прошлом году.

– Я не пойду на смертный грех, – женщина придвинула к себе телефон, – я проявляю христианское милосердие. На исповеди меня похвалят и не откажут в причастии, – она была уверена, что Генрих с Марией согласятся.

– Им за тридцать и у них нет детей, – Лаура сверилась с записной книжкой, – они всю жизнь будут мне благодарны и не скажут ничего тете Марте. Пусть считает, что это ее внук или внучка, – Лауре понравился ее план, – не всегда она самая умная, – женщина быстро набрала берлинский номер.

Пограничники ГДР пока не включили прожекторы над повисшим в пустоте мостом. В прозрачном майском небе слабо мерцали первые звезды. Над речушкой Панке толклась мошкара. Гроздья сирени вырывались из-за кованой ограды узкой набережной. Соцветия падали на выложенную булыжником узкую дорожку, плыли по темной воде.

У Гезундбруннена речушка уходила под землю, но в здешнем глухом месте она выглядела совсем деревенской. В заводи покачивались кувшинки. Напротив возвышались старинные стены красного кирпича. Водяная мельница, выстроенная в прошлом веке, исправно работала. Струи ручья журчали по обросшему водорослями деревянному колесу.

– До войны здесь пахло свежим хлебом, – Генрих держал руку жены, – при мельнице работала булочная, а сейчас там хотят устроить музей.

На скамейке лежала фляга с кофе и завернутая в газету провизия. Бутерброды они приготовили сами. Хозяйка кафетерия напротив квартирки отрезала им по куску морковного торта.

– Посидите у речки, – улыбнулась пожилая женщина, – вечер сегодня славный, – слышались удары по мячу, мальчишки что-то кричали.

– Девочки играют в классики, – по дороге к Панке они миновали стайку малышек, – у нас тоже может появиться мальчик или девочка, – звонок из Флоренции раздался в квартире пару часов назад.

– Хорошо, что мы оба оказались дома, – Мария погладила ладонь Генриха, – он работал над книгой, а я готовилась к экзаменам, – женщина рассеянно прочла заголовок в газете:

– На следующей неделе Британия проводит референдум по вопросу выхода страны из ЕЭС, – рука Генриха отозвалась на ее пожатие. Мария заметила, что он тоже смотрит на заголовок.

– Может быть, поговорить с мамой и Волком, – пробормотал муж, – это серьезный шаг, – женщина положила ему голову на плечо.

– Да, милый. Но нам идет четвертый десяток, – Мария отчего-то остро почувствовала свой возраст, – мы можем принять решение сами, – кузина Лаура расплакалась.

– Это была случайная связь, – горестно призналась женщина, – с женатым человеком. Я совершила ошибку, но я не пойду на страшный грех, я не лишу жизни невинную душу, – Мария ахнула:

– Нет, милая. Но ты хорошая мать, ты справишься и с двумя детьми, – Лаура высморкалась:

– Дело не в этом. В университете считают, что я разведена. Мы в католической стране, я преподаю теологию. Меня уволят и я с Паоло и малышом останусь на улице, – Генрих отозвался:

– Поедешь в Хэмпстед. У тебя есть семья, милая, они будут рады помочь, – кузина тяжело вздохнула:

– Я знаю, – ее голос задрожал, – но я лишу себя шанса на работу. В академический мир сложно пробиться и бездетным, не говоря о матерях-одиночках, – она помолчала, – я понимаю, что тебе, священнику, мои желания кажутся суетными, – Генрих покачал головой: «Совсем нет».

Они с Марией оба держали трубку.

– Нет, Лаура, – он ощутил старую вину, – ребенок должен быть желанным, но мы не хотим лишать тебя счастья материнства, – губы жены задрожали. Поднявшись, Мария отошла к окну. Летний ветер шевелил вышитые занавески. Дымок ее сигареты вырывался в форточку.