Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть вторая. Том первый

– Возраст у вас почтенный, капитан. Вам надо себя беречь.

– Сейчас посплю, – Ворон обнял ее, – и поговорим о моем возрасте.

Степан задремал. В неверном свете раннего утра его лицо изменилось, став счастливым, спокойным. Над морем таял осколок новой луны. Нежно взяв руку Степана, Эстер положила ее на живот.

– Ты тоже спи, – шепнула она неслышно.

Эстер потерлась щекой о плечо мужа. Девушка задремала под шуршание набегающих на берег волн.

– Марфа Федоровна, – ключница просунула голову в дверь, – Лизавета Петровна вас зовет. Заминка у нее с бельем какая-то.

Марфа прошла в кладовую. Лиза, в домашнем сарафане, пальцем пересчитывала скатерти, разложенные аккуратными стопками.

– Сколько в стопке каждой? – Марфа потрепала дочь по каштановым волосам.

– Десять, – подняла Лизавета серьезные глаза.

– А стопок сколько? – улыбнулась Марфа.

– Пять, – Лиза хлопнула себя по лбу, – пять десятков. О чем я только думала, матушка!

– Как быстрее на двор убежать? – Марфа обняла дочку. Лиза рассмеялась: «Мы сим летом в подмосковную поедем?»

– Нет, наверное, – отозвалась Марфа, – собираться надо. Мы в конце августа отплываем, через два месяца.

Петя, таща на веревке игрушечную тележку, зашел в кладовую. Мальчик требовательно сказал: «Есть!»

– Тяжелый ты какой, – Лиза поцеловала его в пухлую щечку. Посадив ребенка на колени, расстегнув рубашку, Марфа дала ему грудь.

– К осени отлучу, – решила она, – зубов у него много, совсем взрослый.

Покосившись на дочь, убирающую скатерти в сундуки, Марфа быстро посчитала на пальцах.

– К Рождеству я дитя принесу, тяжело будет на сносях кормить.

– Матушка, ты что покраснела? – Лиза повернулась.

– Жарко, распахни-ка ставни, милая, – попросила Марфа. Со двора доносился требовательный голос Прасковьи:

– Ты играй, как положено. Я вижу, куда стрела-то вонзилась. Ты побежала и ее в иное место воткнула!

Ленивый голосок Марьи ответил: «Вот те крест, Параша, привиделось тебе!»

– Закончила ты, Лизонька? – Марфа ласково поцеловала задремавшего мальчика. Длинные ресницы задрожали. Ребенок свернулся в клубочек на руках у матери.

– Отнесешь Петеньку в колыбель, – попросила она Лизу, – а то я расчеты для Феди еще не закончила, а он и придет скоро.

– Конечно, матушка, – Лиза подняла брата, Марфа распахнула перед ней дверь.

– Гонец на дворе, Марфа Федоровна, – позвала ее ключница, – из Смоленска грамотцу привезли. С Кремля от вдовствующей государыни, Марьи Федоровны, тоже прислали….

Подхватив сарафан, наскоро набросив платок на голову, Марфа сбежала во двор.

В горнице она первым делом опустила засов. Женщина распечатала грамотцу. В руку ей упала засушенная ромашка.

– Счастье мое! – прочитала Марфа. В голубом небе стояли легкие облака. С лугов у Москвы-реки пахло свежескошенной травой, дул свежий ветер.

– Счастье мое! Место для крепости мы выбрали. Работа предстоит большая, но, пока не закончим Белый Город, мы к ней не приступим. Когда вернусь, начнем с Федором чертежи стен и башен готовить. Стены я придумал трехъярусные, оных ни в одной крепости еще не делали. Завтра я еду на Москву, думаю, дней через пять доберусь. Я тебя, счастье мое, с Троицы не видел. Когда увижу, и не знаю, сколь буду тобой любоваться. Хотелось бы до конца дней моих. Детей поцелуй, никого не забывай. Тебя я люблю безмерно, потому что не придумали еще меры для сего. Вечно твой, Федор.

– Господи, – вздохнула Марфа, – как же так? Может, сказать все же? Я уеду и дитя принесу, а он даже не узнает?

Со двора донесся счастливый смех девчонок. Прасковья крикнула: «Лизавета, айда с нами в лапту играть!».

– Сие не для девочек, – строго ответила Лиза, – Петенька заснул, не кричите, разбудите его.

– Что это ты вышиваешь? – поинтересовалась Марья. Даже из горниц было слышно, как смутилась Лиза.

– Для рубашки ворот, – ответила она.

– Не иначе, как Феде, – язвительно заметила младшая сестра, – скучная ты, Лизавета, всю жизнь за пяльцами просидишь. Я хочу кораблем управлять.

– Девочки сие не делают, – вздохнула Лиза, – и хватит на дворе болтаться. Свою горницу уберите, разбросали все.

– А я… – встряла Прасковья, – я буду скакать на коне, и на шпагах драться. Матушка умеет и я тако же.

Марфа высунулась из окошка: «Приберитесь, милые, и заниматься надо. Почитай с ними, Лизавета».

– Хорошо, матушка, – кивнула девочка, устроившаяся на крыльце с вышиванием. Марфа взялась за перо, чтобы закончить расчеты, но положила руку на живот: