Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть вторая. Том первый

– Ваша светлость, – наклонился к его уху слуга, – время перевязки.

– Пять раз в день, – тяжело поднявшись, герцог оперся на трость: «По дороге я представлю вас Джованни, можете начать знакомство».

Поляк почтительно шел сзади. Когда герцог встал, зловоние, окутывающее его, стало особенно сильным. Достав кружевной носовой платок, мужчина вдохнул аромат мускуса.

В просторной, залитой утренним солнцем комнате вдоль стен поднимались полки с книгами. Ребенок, углубившись в растрепанный томик, устроился у заваленного тетрадями стола.

– Что ты читаешь, Джованни? – нежно спросил отец.

– «Алгоритм» синьора Сакробоско, – обернулся мальчик, – по математике мы перешли к извлечению квадратного корня, батюшка.

– Молодец, – похвалил его Орсини. Темноволосый мальчик с приятным, но не запоминающимся лицом, поднявшись, ласково поцеловал отцовскую руку.

– Вам пора на перевязку, батюшка, – сказал мальчик, – не опаздывайте, пожалуйста.

– Я туда и шел, – ответил герцог, – но сначала я хотел представить твоего нового телохранителя.

Мальчик поклонился красивому, изысканно одетому мужчине с короткой золотистой бородкой.

– Меня зовут Джованни Орсини, рад познакомиться.

– Синьор Маттео, – герцог похлопал мужчину по плечу.

– Он знает четыре языка, ходит под парусом, и прекрасно владеет шпагой и пистолетом. Я пошел страдать, милый, – герцог закрыл дверь.

– Вы умеете извлекать квадратный корень, синьор Маттео? – озабоченно спросил ребенок.

– Нет, – широко улыбнулся мужчина, – но с удовольствием научусь.

Он ждал мужчину, но из-за бархатной занавески раздался женский голос. «Простите, святой отец, ибо я согрешила». Священник вздрогнул. Зашуршали юбки, запахло чем-то приятным вроде апельсина. Женщина начала говорить.

Священник сомкнул длинные красивые пальцы. Правила не менялись. В любом городе это был кафедральный собор, первый вторник месяца после утренней мессы. Им сообщали заранее – священник не знал, как. Он, в общем, и не хотел знать.

Город ему понравился. По сравнению с Мехико, здесь было спокойней, с ближнего океана дул легкий ветерок. Колониальная администрация оказалась менее заносчивой, чем те, с кем он имел дело на севере.

– Провинция, – хмыкнул священник.

– Семнадцать Ave Maria и пятнадцать Miserere, – сказал он женщине. Это означало семнадцатого числа, в три часа дня.

– Хорошо, святой отец, – ответила она тихо.

– И пусть придет муж, – сердитым шепотом велел священник, – работает, он а не вы.

– Он болеет, – в ее голосе ему послышалось что-то похожее на смущение или стыд.

Женщина ушла, но в кабинке еще витал аромат флердоранжа. Джованни ди Амальфи не знал, как она выглядит. Так тоже было безопасней. Бархатная занавеска заколыхалась, он приготовился слушать следующего прихожанина.

На ступенях гулкого собора донья Эстелла подняла тростниковый зонтик, расписанный ярким индейским узором. Одноногий старик, дремавший в тени колонны, встрепенулся, услышав звон монеты: «Да благословит вас Господь, прекрасная сеньора».

– Заходите, дон Родриго, – ворчливо сказала женщина, – ваше снадобье готово.

Мартовское солнце грело лицо, донья Эстелла улыбнулась.

– А деньги, прекрасная сеньора? – вздохнул старик.

– Его величество выдает мне пенсию за ногу, потерянную в сражениях дона Франсиско Писарро, да благословит Господь его святую душу, – старик перекрестился, – однако ваш муж бесплатно никого не лечит. Я два десятка лет кашляю, покашляю еще, – он сплюнул в густую пыль городской площади.

– Зайдите ко мне, – тихо сказала Эстелла.

– Сеньора не только прекрасна, но и добра, – отозввался старик, – как донья Ангелина, упокой ее Господь.

– Вы ее знали? – заинтересовалась Эстелла.

– Знал ли я любимую женщину дона Франсиско Писарро? – морщинистое лицо старика смягчилось.

– Я воевал при Лос Салинасе, где и оставил ногу. Я тогда был мальчишкой восемнадцати лет, донья Эстелла. Донья Ангелина выходила меня, она знала индейские травы…

Старик посмотрел вдаль, будто и вправду видел своего командира с протянутой к небу шпагой, под сенью испанского флага.

– Здесь он и стоял, на площади? – спросила Эстелла.

– Стоял, и я рядом с ним, – старик вздохнул, – здесь мы основали город, донья Эстелла, почти пятьдесят лет назад. Мне скоро восьмой десяток пойдет, зажился я…

– Не смейте, дон Родриго! – женщина поджала губы.