Ольга Бартенева - В лучах заходящего солнца

В прошлом году дачники давали концерт в Куркийоки, в пансионе для чахоточных и легочных больных. К концерту готовились основательно. Мама всем сшила новые платья. Мне досталось белое льняное, с васильками. Я должна была аккомпанировать ей на пианино, а мама собиралась петь свой любимый романс. Зная, что он будет там, очень волновалась, и долго репетировала вечерами.

В назначенный час подкатили коляски. В первую сели мы с мамой. За нами Леонид и Юленька. Следом папа и Лев Борисович Гобержицкий. За ними чета Белингов. Доехали до леса. Сначала мрачный, темный, постепенно он редел и светлел, потом сменился полем, потом снова пошла полоса леса, на сей раз очень красивого. Дорога петляла. На поворотах я оглядывалась, улыбаясь папе, на самом деле ища глазами Леонида.

Санаторий в Куркийоки это белые каменные корпуса на вершине горы, покрытой живописным лесом. Они видны уже с дороги, когда она делает последний поворот. Встречал нас главный врач, он и сам страдал туберкулезом, когда-то попал сюда как пациент, да так и остался работать. Он проводил нас в большую столовую залу, где был накрыт чай. Мы отказывались, но протесты не принимались. Раз мы с дороги, нужно перевести дух.

Чай пили с венскими булочками, и наблюдали в окна, как на лужайке собирались зрители. Вся лужайка уставлена белыми стульчиками. Они постепенно заполнялись, как кресла в театрах Петербурга. Наконец, чаепитие закончилось, и мы пошли к сцене. Я видела, как Юленька с Леонидом сели на стульчики последнего ряда, стоявшие в тени старого вяза.

Сначала была постановка «Медведь» по Чехову, в исполнении каких-то актеров из местных дачников. Потом упитанная девица декламировала «Год в монастыре» Апухтина. За ней на сцену вышел молодой человек, читавший свои стихи. Стихи были плохие, но публика приняла их снисходительно. Последним номером выступала мама. Я села за рояль. Мама запела:

Я очень волновалась, перебирая клавиши, и чувствовала, что от волнения иногда делаю что-то не так. Посматривала на лужайку, поверх бледных лиц зрителей, где в тени старого вяза сидели Юленька и Леонид. Они соприкасались висками.

Я снова ошибалась. Захотелось бежать отсюда. Романс нескончаем. А что если ему открыться? Если сказать, что я его люблю? Я полюбила его с первого взгляда и на всю жизнь, это я точно знаю. Вдруг ему не суждено вернуться с войны? Тогда пусть он знает. Может, в последний свой миг он вспомнит обо мне. Нет, так думать нельзя.

Слышу аплодисменты. Мама, наконец, допела и раскланивается зрителям. Концерт окончился. На лужайке поднялось оживление. Главный врач предложил маме руку. Удаляясь с букетом роз, она бросила мне через плечо: «Что с тобой сегодня?». Ах, знала бы мама! Я опустила голову на рояль, левой рукой продолжая перебирать клавиши. Вдруг почувствовала легкое прикосновение к мизинцу. Поднимаю голову – Леонид! Он кладет на клавиши желтую розу. Для меня. Это мне!..

– Вы прекрасно играли. – в голосе одобрение и поддержка.

– Спасибо, – лепечу в ответ. – я играла для вас.

Не знаю, понял он или нет, что я ему сказала. Учтиво поклонившись, Леонид берет под руку Юлию, и они медленно удаляются, растворяясь в темноте приятного вечера.

Переступающее за август лето, предвещает скорую разлуку с Мерихови. Теперь только погода отмеряет нам время. На следующее после концерта утро меня разбудили барабаны. Окно было в слезах косого дождя – первого гонца холодной осени. В доме уже начали говорить об отъезде.

Отпуск Леонида закончился. С тех пор как он уехал, Юленька перестала выходить из дома. Наша веранда начала мало-помалу обрастать пузатыми тюками. В день отъезда я ушла проститься с морем. Оно тоже было не в настроении, и билось свинцовыми волнами о камни. Я встала на самом краю, возле одинокой молодой сосенки и прошептала: