Олег Малахов - Не Близкие Люди, Морана

И Николай Павлович решил тоже обратиться к поверенному.

Как-то однажды, ещё до визита Лукомского, но уже после получения от него письма с угрозой отобрать Сашу, Николай Павлович поспрашивал на этот счёт, при случайной встрече, одного из своих знакомых адвокатов.

Адвокат не сказал ему ничего внятного. Только заметил, что законы у нас на этот счёт очень неполные, а практика суда очень незначительна, и советовал Модзалевскому не волноваться и придерживаться выжидательной тактики.

И хотя этот адвокат, пойманный на улице и застигнутый врасплох – не мог обстоятельно всё обдумать и помочь сразу дельным советом, Николай Павлович решил, что это недостаточно серьёзный и знающий адвокат, и что он будет обращаться к кому-нибудь другому.

Вся местная адвокатура была, безусловно, на его стороне. Любой из адвокатов очень охотно взялся бы за его дело. Среди них было двое молодых и очень талантливых специалистов по гражданскому праву, заваленных обильной практикой. Но, как нередко бывает с нерешительными людьми при каком-либо очень серьёзном выборе, реальные мотивы, обусловливающие выбор, смешивались у Николая Павловича с мотивами психологическими и даже метафизическими, не имеющими прямого отношения к юридическому существу дела. Молодые и заваленные практикой специалисты показались ему именно, что слишком молодыми для такого дела: они не были женаты, не имели детей и, по мнению Модзалевского, с чем была вполне согласна и Елизавета Сергеевна, не были способны всецело вникнуть в такое дело, центром которого являлся ребёнок и тонкие семейные чувства. На этом же основании выбор его, в конце концов, остановился на пожилом, семейном адвокате, Аркадии Васильевиче Турове, который неоднократно вёл дела «Сома», был опытен, умён и очень любил своих детей.

Аркадий Васильевич, как и очень многие русские люди, был склонён к самокритике и всяческим сомнениям как к себе самому, так и к своим поступкам. Он уже вступил в такой возраст, когда сказывается утомление привычной профессиональной деятельностью и начинается её усиленная оценка со стороны. В противоположность Миллеру и подобным ему адвокатам, которые знать не хотят никаких сомнений и твёрдо гнут свою линию, Туров теперь всё яснее и яснее видел односторонность адвокатской деятельности и фальшивое положение адвоката, сплошь и рядом обязанного действовать, говорить и верить так, как говорит, действует и верит тот, кого он представляет. Адвокат, в противоположность судье, есть лишь одна из сторон в процессе, и поэтому вся его адвокатская деятельность неизбежно односторонняя и принуждает его ограничивать себя, как человека и мыслителя, а также сдерживать своё личное мнение, если оно идёт вразрез с мнением его доверителя. Аркадию Васильевичу раз за разом, на протяжении всей своей практике, приходилось делить свою личность на адвокатскую и Туровскую, что ему совсем не нравилось. И с годами он всё больше и больше не переносил этого «раздвоения личности».

Но он продолжал заниматься адвокатурой и, как человек очень добросовестный, вёл дела клиентов без сучка и задоринки, не допуская ни малейшего действия к их провалу. Но, снимая адвокатский фрак, Аркадий Васильевич нередко чувствовал, что в данный момент он всей своей душой стоит на стороне своего противника по процессу.

Аркадий Васильевич, после того как Модзалевский обратился к нему, подверг дело обстоятельному юридическому и общечеловеческому анализу. Юридический анализ дал ему довольно точные ответы насчёт этого дела. Но общечеловеческий анализ поселил в нём сомнения. Он никак не мог решить, кто больше прав по-человечески: Лукомский или Модзалевский?

Туров был в замешательстве. Ему хотелось сказать Модзалевскому: – «мне не хочется быть ни вашим защитником ни защитником Лукомского. Мне не нравится это мерзкое дело и я не вижу в нём правильную сторону».

Но Николай Павлович был очень симпатичен ему, а теперь он, был, сверх того, ещё и жалок, внушая искреннее сострадание к своему состоянию. И когда Модзалевский горячо попросил Турова стать его поверенным, то он пожалел его и согласился.

– Но я вам скажу откровенно, – заметил он Николаю Павловичу, – я не ручаюсь за положительный исход дела.

– Вы, Аркадий Васильевич, никогда за исход дела не ручаетесь. Я это знаю, – спокойно возразил Модзалевский.

– Суд, вероятно, мы проиграем – продолжал Туров, – уж очень на этот счёт определённо высказывался сенат в своих решениях.