– Исаака арестовали, – Витя сложил бумагу, – а Пьер поехал на север спасать мальчика Павла. С папой и Татой все в порядке, – он велел себе немедленно забыть о Майе.
– Нельзя так думать о ней, – одернул себя Лопатин, – она жена Исаака. Она здесь из сострадания ко мне и я должен быть ей благодарен…
Девушка указала глазами на ванный закуток, Витя поднялся. Бумага полетела в унитаз. Чиркнув спичкой, он привалился к прохладной стене. Пылали языки пламени, он услышал в вентиляционной отдушине ласковый голос:
– Васенька, я ела персики, – по лицу Вити покатились слезы, – тебе тоже нужны витамины. Бери, пожалуйста. Меня попутчик в поезде оделил, добрый человек, – Витя вернулся в комнату.
– Она тоже привезла персики, – понял Лопатин, – наверное, они ехали в одном вагоне. Майя здесь не ради меня, она никогда мне такого не скажет и никто не скажет…
Витя ничего не мог поделать. Сдавленно всхлипнув, он рухнул на стул, закрыв лицо руками. Мишель тяжело вздохнула: «Нельзя его трогать, ему будет только хуже».
На нее повеяло ароматом табака, у девушки закружилась голова. Выскочив из-за стола, Мишель ринулась в ванную комнату.
– Все из-за волнения, – она выпила ледяной воды из-под крана, – я не могу ждать ребенка. С первого раза ничего не случается, что бы ни говорила Фаина Яковлевна…
Велев себе собраться, девушка умылась. Вернувшись в комнату, она обнаружила Лопатина успокоившимся.
– Как пирог, милый? – поинтересовалась Мишель, садясь за стол. Лопатин протер очки полой куртки. Месье Марсель, недавно обзаведшийся парой окуляров для чтения, как их называл Механик, делал точно так же.
– Они похожи, – поняла Мишель, – только месье Виктор светловолосый. Он вырвется из СССР и встретит любимую девушку. Нельзя терять надежду, фараон отпустил евреев на свободу…
Лопатин широко улыбнулся: «Отличный. Налей мне еще чаю, Майечка».
На рассвете над крышей деревянного барака проносились самолеты. Ривка снимала комнату на окраине города, неподалеку от железных ворот с красной звездой, ведущих в аэропорт. На военном поле базировались и гражданские вертолеты, доставляющие грузы в тундру.
За проржавевшей оградой блестела гладь печорского затона, куда приводнялись гидросамолеты. Мощная серая река тоже текла неподалеку. Горизонт ощетинился черными силуэтами подъемных кранов. От города до дельты Печоры оставалось сто километров, но морские суда легко поднимались вверх по течению.
– И до Нового Бора тоже сто километров, – легкий ветер вздувал холщовую занавеску, – осталось подождать полтора года, даже меньше.
Ривка разложила тетрадки на крепко сбитом столе, приставленном к широкому подоконнику. Хозяйка комнаты сказала, что барак построили в тридцатых годах.
– Не тяп-ляп, как сейчас, – недовольно добавила пожилая женщина, – я той порой девчонкой была, вроде тебя, однако помню, что зэка работали на совесть, – дочь хозяйки уехала с мужем, как здесь выражались, на большую землю.
– Комната свободна, живи на здоровье, – заведующая детским садом окинула ее цепким взглядом, – только мужиков не води, – Ривка смутилась:
– Что вы, я не… – заведующая махнула рукой.
– Все вы так говорите, но ты, кажется, девушка приличная, – за год ее хозяйка укрепилась в своем мнении. Ривка не ходила с соученицами на танцульки в единственном городском доме культуры.
– Я только учусь, работаю, – она подрабатывала нянечкой в том же детском саду, – и пишу письма Павлу Наумовичу.
Ривка не держала на виду фотографию Павла Наумовича, вырезанную из старой «Юности». Девушка нашла журнал на дальних полках городской библиотеки. Зачитывать книги не полагалось, однако библиотекарша пожала плечами.
– Это на макулатуру пойдет. Забирай на здоровье, – аккуратно обрамив фотографию, Ривка хранила ее в ящике стола.
– Осталось полтора года, – оглянувшись на дверь, она достала снимок, – даже меньше.
Ривка пока не могла приехать в колонию, но слышала, что невест расписывают без лишних вопросов. Позавчера на почтамте она заказала разговор с Сыктывкаром. В поселке Заречном телефонов не завели, однако Ривка звонила заказчицам матери. Фаина Яковлевна, как и просила Ривка, оказалась у городского телефона на следующий день.
– Всякие есть новости, мейделе, – тихо сказала мать, – и плохие, и хорошие, – Ривка узнала об аресте Исаака и о том, что у нее появилась невестка.
– Майя поехала дальше на север, – со значением сказала мать, – ты понимаешь, о чем я, – Ривка понимала, – а тебя скоро навестит гость, – мать описала ей Петра Михайловича Волкова. Пока никто похожий на улицу Победы не заходил.
Читать дальше