Андрей Прохоренко - Усердие князя Владимира

– Что тогда, война?

– Силу Владимир покажет. Я думаю, что он добьется своего: Анну ему отдадут. Где-то к осени надо ждать ромейскую княжну, хотя, – воевода слегка прищурился, как будто видел будущее или о чем-то догадывался, – дело может и быстрее созреть. Дела у василевса неважные, раз наши вои воюют на его стороне. Он и еще взял бы, но Владимир пока что не дает…

– Если я зван, то когда мне прибыть, чтобы слово свое князю сказать?

– Так завтра и приезжай. Князь хочет на тебя посмотреть. Сам будешь?

– А есть расчет на кого-то еще?

– Оно вроде бы и нет, – снова слегка прищурился Варгун, – но лучше бы, чтобы ты с Алешей прибыл. Князь, как бы это сказать, не то, чтобы его видеть хотел, но спросить намерен…

– Как-то ты вкось да вкривь ходишь…

– Привыкай. Ты пока что близ князя не ходишь и его светел лик не зришь, не знаешь, какие нравы приняты в княжьем тереме.

Мы еще немного поговорили, а потом Варгун ушел. На следующий день, как и было договорено, поехали мы с Алешей к князю. Ехали не близко и не далеко тропою знакомой. Вроде бы и недалече, а сугробы вокруг по пояс. Быстро так и не доберешься.

Киев-град во все времена года радует взор. Той зимой Киев был по-особенному свеж и светел. Народа в нем, что зерен в мешке. Стар и млад, каждый своим делом занимаются, на солнышко красное глядят, уже весну видят. Веснушка она вроде бы пока и за сугробами за холодами, но как только потеплеет, сразу же снега сойдут, а за ними и Славута ото льда очистится. Вот тогда время вешнее и предстанет во всей своей красе. Тогда-то и погонять следует, не задерживаться. И князь, по всему, это четко осознавал, когда мы с Алешей в его княжий терем постучали, а потом и к особе были допущены.

Владимир глядел на нас, стоящих перед ним в просторной горнице, которую проще было залом назвать, даже слегка как-то хмуро. Чем-то Владимир тогда был недоволен или что-то его сильно волновало, возможно, даже жгло огнем изнутри. Мы ведь с Алешей не знали о напастях, которые уже тогда здоровьишко князя исподволь так и подтачивали.

Головы мы пред князем слегка склонили, руку правую к сердцу поднесли и, слегка наклонившись, положенную здравицу произнесли. Владимир, сменив суровость на милость, слегка усмехнулся и, как мне показалось, даже как-то задорно на нас с Алешей посмотрел, меряя взглядом и что-то прикидывая.

– Рад зреть вас, вои, в здравии, – были первые слова князя, слетевшие с его уст. – Статны вы, румяны и ко всему готовы. Я правильно реку?

– Так и есть, княже, – не сговариваясь, почти одновременно молвили мы.

– А раз так, – слегка усмехнулся Владимир, – значит кто-то один из вас да со мной в путь последует. Я так почему-то думаю, что ты, Илья, хотел бы в Киеве остаться.

– Так дело, которое мы начали, продолжения требует, а в нем усердия. Надо, как хлебопашец зерна весной, да в подготовленную землю вбросить, да смотреть, чтобы зерну ничего не помешало прорасти…

– Тебя услышал. Знаю, что скажешь. Алеша, ты со мной как, поедешь?

– Если меня старший отпустит, – покосился на меня Алеша, как будто я решал, ехать ему или нет.

Я такого развития событий не ожидал, хотя Кудес говорил, что князь не так-то и прост. Алешу, чего скрывать, мне не хотелось отпускать. Плотник он был умелый. Дело в руках спорилось, а дома каким-то самым необычным образом, когда Алеша да с артелью работал, вырастали, как грибы после дождя. Любил Алеша топориком помахивать, да колоды уговаривать. Я почему-то тогда так и сказал:

– Княже, нам надо строиться. Как же я с тобой Алешу отпущу, когда он мастер на все руки, да к тому же еще и артелью руководит?

– Ничего, со мной Алеше плохо не будет. Посмотрит, как люди живут, может, что-то для себя и для всех вас подскажет, когда вернется. Сотником Алешу возьму на дело ратное.

И что мне было делать, кроме как не согласиться на такое? Кудес, кстати сказать, мне ничего не говорил на такой случай, из чего я сделал вывод, что как решу, так и будет. Подумал я тогда немного, прикидывая, и с князем согласился, но с условиями.

– Княже, – молвил я тогда, – если тебе так Алеша нужен, то я согласен его отпустить в поход, хотя я не считаю себя над ним главным. Пусть он решает для себя, идти или нет. Нам, конечно, руки лишние не помешают, но дела княжьи важнее.

– Сам-то ты так, как я вижу, не считаешь, но говоришь правильно, – едва заметно усмехнулся Владимир и замолчал, задумавшись.

Дума, которую князь думал, читалась на его лице. Он, когда с нами говорил, все время прерывался, был не здесь, не с нами, а где-то еще.