Андрей Прохоренко - Усердие князя Владимира

– Вы гости, но всему есть предел.

– Я не оскорбляю, не унижаю, не презираю, правду реку. За что хочешь меня прогнать? Ты же и сам сны вещие видишь. Кровь и плач стоят, ведь так?

– Да, в одном из моих снов Перун ушел, но обещал вернуться, – как-то даже тихо и обреченно заявил Сварий. – Неужели князь свергнет Перуна?

– Рассуди сам, а зачем он ему? Что Перун позволяет князю? А ничего. Племена он не объединит, а служители тоже кушать хотят. Ты честен, но не все же такие, как ты.

– Богатство не порок. Служители Христа десятину берут.

– Видишь, ты на черные сутаны ориентируешься. Другие перны не против десятую часть получать.

– Ты нас с мнихами ровняешь? Русь издревле с Перуном живет.

– Уйти тебе надо, исчезнуть так, чтобы вопросов не было. Лучше это сделать к весне. Причину найдешь, если захочешь. Можешь, кстати, с Киженем переговорить, только после этого надо сразу уйти. Иначе его убьют, а смерть на тебя повесят, не отмоешься. Сам видишь, докажут все, что нужно советникам при князе и ему. Сомневаешься?

Сварий только лишь повел из стороны в сторону головой.

– По чести сказать, лучше, чтобы ты отказался от того, чтобы Киженю противостоять и признал бы его главным перном. Надо сделать все так, чтобы это все слышали. Свои претензии на место оставь, если жить хочешь.

– Зачем мне помогаешь?

– Я не враг тебе и Руси. Крови еще много прольется. Ты можешь многое сделать, чтобы ее потоки уменьшились.

– Если князь отстранит пернов и повалит Перуна…

– Киженя тогда уже не будет, хотя лучше, чтобы он был.

– Почему?

– Кижень во многом зависим от князя. Он может не совершить резких действий. Ведь могут и перейти меру княжеские людни…

– Что предвидишь?

– Проклятие может упасть на род Владимира. Только сделает это не Кижень.

– На меня намекаешь?

Кудес лишь грустно усмехнулся.

– Нет, ты такой глупости не сделаешь. Впрочем, если будет помутнение, то все может случиться. Знай, проклятие не выход. Оно лишь ухудшит положение дел.

– Но кого-то же ты имеешь в виду?

– Разве так важно имя? На самом деле если не один, то второй совершит то, о чем я говорю.

– Знаешь, как избежать наговора?

– Не видеть во Владимире врага и лица, которое все желает на свой лад переиначить, чтобы основать династию и стать, как василевс, кесарем.

– А если так есть? Что тогда?

– Владимир все больше себе не принадлежит. Он выполняет замысел ромеев. Они здесь прочно усесться хотят, да так, чтобы на спинах русичей в рай заехать, где за счет нас безбедно жить. Что ты возьмешь с князя, который только лишь исполнитель? Что, когда он все больше запутывается? Может, ты его захочешь вразумить? Так это – напрасное дело. Владимиру все большее удовольствие начинает доставлять игра во власть. Он не хочет ничем уступать василевсу и ромеям. Он хочет, чтобы они его признали равным себе. Однако так не будет. И это на самом деле князя гложет все больше. Ведь поход, который весной начнется, все от того, что Анну вроде как не дают Владимиру, а он воев ромеям предоставил. А раз так, то где плата?

– Породниться хочет, но счастья не будет князю, – слегка прищурился Сварий. – Не его поля ягода Анна. Темна она сутью своей, в сердце нет добра, одно страдание и ненасытное желание власти. Откуда оно?

– А ты не можешь посмотреть, что стоит на роду василевса? Ты полагаешь, что на нем только одно проклятие? Анна – несчастная женщина. Она – всего лишь расчет, как та гривна, но слишком тяжелая, если на шею повесить. Можно быстро выдохнуться и из жизни уйти преждевременно. Бросит ее Владимир, но позже…

– До тяжких годин мы дожили, – молвил, вздыхая, Сварий.

– У тебя есть выход. А то, я смотрю, еще немного и ты запричитаешь, как верный и ревностный христианин.

– Хочешь меня задеть и обидеть?

– Говорю, что вижу и есть. Или ты хочешь, чтобы я сладкие речи вел и тебе умильно в глаза заглядывал? Я же не ромей-советник на службе князя. У меня интерес один: чтобы ты выжил, а перны друг с другом не передрались. Вас столкнуть лбами хотят, а вы вместо того, чтобы здраво рассудить, почти что в капкан сами идете. Только пощады лучшим из вас не будет. Тайно убьют и не побоятся ни Перуна, ни проклятий.

– Мириться, говоришь. И как мне, скажи, через себя переступить? Что я сказать должен Киженю? Что я ошибался, что он чист и второй рукой купцов не содержит, что роскоши не хочет?

– А я что, тебе все должен говорить да на блюдечке выкладывать? – слегка прищурился Кудес. – У тебя своя голова, вот и думай.