Ирина Костина - Кавалергардский вальс. Книга пятая

Этот Указ, подписанный императором 3 марта 1803 года, предусматривал освобождение крепостных крестьян на волю за выкуп с землей целыми селениями или отдельными семействами по обоюдному согласию крестьян и помещиков.

Александру казалось, что он сделал первый шаг к отмене крепостного права, и даже испытывал чувство гордости за эту крохотную победу, с болью выцарапанную им из закостенелого сознания Русского дворянства! Но в действительности, данный Указ совершенно не повлиял на крепостническую систему, и послужил для потомков лишь поводом обвинить Александра в лицемерии. Причиной этого явилось то, что согласно данному Указу, за выкупленную душу надо было уплатить 400 рублей серебром, что было значительной суммой для крестьян, желающих получить свободу! С момента вступления в силу Указа до конца царствования Александра Павловича было заключено всего 160 сделок, что, разумеется, было каплей в море. Таким образом, благодаря стараниям государя за двадцать два года в «вольные хлебопашцы» вышли 47 тысяч крестьян, что составило бы, по грубым математическим расчётам 0,5% от общего количества всех крепостных Великой Российской империи.

Александру становилось невыносимо скучно. Его соратники, молодые демократы, всё больше разочаровывали несостоятельностью выдвигаемых ими проектов. А всё, что они сочиняли сообща на заседаниях Негласного комитета, затем неуклонно разбивалось под яростным неприятием дворянства, заседающего в Сенате.

В итоге вся деятельность Негласного комитета была лишь императорской забавой. Со стороны это выглядело так, будто взрослые дяди разрешили мальчикам поиграть в соседней комнате во взрослые игры, но строго следили за тем, чтоб те не сделали бы ничего без их ведома, и вовремя осаживали расшалившихся сорванцов. В Сенате все терпеливо ждали, когда уже молодой царь наиграется в демократию…

Александр, в самом деле, как маленький ребёнок, тщетно пытающийся снискать внимание взрослых к своим детским проблемам, слонялся от одного к другому – искал поддержки своим планам. Но никто его будто не слышал и не оказывал помощи! Каждый преследовал свои цели, не считаясь вовсе с мечтой молодого императора об «общем благе».

И Александру снова и снова казалось, что он безнадежно одинок! Что он будто в пустыне, и вокруг него одни миражи и призраки. И тот факт, что он – самодержец всероссийский… да, полно – уж не сон ли это?

Заседания Негласного комитета стали его удручать, и проводились им всё реже. К концу марта 1803 года император окончательно разочаровался в полезности и практичности этого органа. И Негласный комитет прекратил своё существование.

1803 год март

Санкт-Петербург

Императрица Елизавета Алексеевна приехала в Александро-Невскую лавру.

На могильной плите её дочери лежала веточка белых лилий. Исполненная трогательных чувств, Лиз присела и погладила ладошкой цветы. И неожиданно разглядела под бутонами сложенный квадратиком листочек бумаги.

Опять записка?! Она испуганно огляделась – нет ли кого поблизости? Развернула и торопливо прочла:

« Понимаю, что любить Вас – безумие. Всё равно, что любить звезду, прекрасную, далёкую и недосягаемую. Но звёзды всё же дарят свет безнадёжно в них влюблённым, взирая на них с высоты. Явите же звёздную благосклонность; позвольте хоть изредка смотреть на Вас! Пленённый любовью, околдованный Вами, я не смогу без этого жить!

Каждый день ровно в три часа после полудня я буду проезжать в дорожной карете мимо Ваших окон. Мне достаточно знать, что Вы в это время находитесь в своих покоях. Если же Вы удостоите меня, хоть иногда, возможности увидеть Ваш прелестный образ в окне, я буду самым счастливым грешником на свете!!

Вечно Ваш А .»

Она захлопнула листок. «Господи, он сумасшедший! Что он себе позволяет?!»

Вернувшись во дворец, Елизавета не могла думать ни о чём, кроме содержания записки. «Неужели этот поручик думает, что я, Российская императрица, буду стоять у окна и смотреть, как он проезжает мимо в карете?! За кого он меня принимает?»

Чтобы избавить себя от унизительных мыслей, она схватилась за вышивание. Но дело не ладилось, нитка рвалась, пальцы не слушались. В итоге Лиз до крови уколола палец и отбросила вышивку в сторону! И, точно заворожённая, стала прогуливаться перед окнами.

Часы пробили три часа. Она осторожно отогнула портьеру… Дорога за парком была пуста. Лиз вздохнула и прильнула лбом к холодному стеклу. «Господи, до чего я себя довела! Первая женщина в государстве, а выглядываю в окна, краснею, прячу записочки. А какой-то кавалергард морочит мне голову…»